Система Ада

Пролетали комарабли, как стальные дирижабли, во все стороны как сабли ноги вострые торчабли. Их суставы скрежетабли, их моторы бормотабли, и крыла их слюдяные от полета не ослабли.

Комарабли пролетали в третьем-пятом океане, в атлантическом просторе, в ледовитом уркагане, бороздили параллели под созвездьем козерака, очи светлые горели из тропического мрака.

Их торчали шевелились, их махали развевались, их вонзилов турбобуры угрожающе вращались. Но от внутренних печали пели как виолончели, а наружными печали освещали всю окрестность.

Пролетали комарабли, тяжкий ветер подымали, насекомыми телами все пространство занимали,

птицы гнева и печали волны черные вздымали. Пролетали комарабли, комарабли проплывали!'

Старик перхающе засмеялся. Коснулся ледяными пальцами Мишиной руки.

- Молодежь. Все бы вам поерничать. Кто это написал? Хотя его имя мне все равно ничего не скажет. На том свете узнаю. Если и после смерти не попаду сюда... Хм, комарабли. Это же комары образно, да? Такие маленькие, назойливые, кусачие? Господи, никогда больше не услышу их прелестного жужжания. Еще что-нибудь помнишь?

Это был абсурд высшей пробы. Стотридцатилетний и девятнадцатилетний сидели, навеки замкнутые в подземной системе в условиях военного времени вневременной, бесконечной и никому не нужной войны, и за долгие мгновения до смерти старика читали наизусть стихи. Или это была их маленькая победа над безумием.

- Вот еще, - сказал Миша. - Совсем не ернические.

... погонщик возник неизвестно откуда.

В пустыне, подобранной небом для чуда по принципу сходства, случившись ночлегом, они жгли костер. В заметаемой снегом пещере, своей не предчувствуя роли, младенец дремал в золотом ореоле волос, обретавших стремительный навык свеченья - не только в державе чернявых, сейчас, - но и вправду подобно звезде, покуда земля существует везде .

Старый, очень старый Петр Иванович выслушал это и тяжело вздохнул. Потом что-то в нем угрожающе эахрипело. Долгожданная смерть напомнила о себе. Миша это почувствовал. Растерявшись, сделал попытки встать, чтобы позвать кого-нибудь, ввести больному ненужное лекарство. Но больному не хотелось нарушать такого приятного одиночества вдвоем, такого последнего диалога.

Он схватил собеседника за теплую руку мертвыми пальцами и, переборов внутреннюю боль, хрипло прошептал:

- Сиди.

Несколько минут он одолевал своего беспощадного, грызущего рака, потом заговорил:

- Постарайся не задерживаться тут, парень. Это страшное место. Ну, да ты сам уже понял, полагаю, коли сохранил разум и память. Это страшный мир. И ты видишь перед собой одного из его создателей. Меня арестовали в тридцать седьмом в Питере, в... как его там тогда, в Ленинграде. Тогда многих хватали. А я дворянского происхождения - чего ж не забрать. Через два года из Печорлага перевели сюда. В Тульской области зэки расширяли каменоломни, где брали камень для строительства метро в Москве. Сталин, конечно, хотел, чтобы поближе к столице. Сталин хотел весь мир прижать к ногтю - война ведь должна была начаться. А немцы уже работали. Американцы тоже. Оппенгеймер и Эйнштейн в Америку перебрались. Слухи, все больше слухи, но опасные слухи были. Вот меня сюда и перевели, в шарашку. Я же физик, профессором был в Петербургском университете. Ты в физике что-нибудь понимаешь?

- Нет. Почти ничего, - покачал головой Шмидт. - В школе у меня трояк был с минусом, почти "неудовлетворительно".

- Тогда детали я опущу...

В маленьком измученном теле все заклокотало внутри еще сильнее, чем прежде. Старик широко открыл рот, задрожал, застонал. Но его холодная рука держала парня железной хваткой. Через некоторое время он снова смог говорить.

- Мы должны были лишь начать, всё подготовить. Потом, я думаю, взяли бы Курчатова, Капицу, еще кого-нибудь. Но не вышло. Нас завалило. Я знаю, атомную бомбу все-таки создали. Другие. Досюда сведения иногда доходят. У нас вышло другое страшное оружие. Володька Коломенский не имел никакой ученой степени, молодой. Но он был гений. Я знаю, ему сам дьявол помогал. Мы все-таки построили атомный реактор. А Коломенский открыл необычные свойства радиоактивной соли в Соленой пещере. Реактор работал на ее ионах, брал прямо из воздуха. Когда главный выход завалило и стало ясно, что началось нечто странное, Володька все равно продолжал работать. Эта машина сгущала само время. На разных уровнях оно текло по-разному. Где почти нормально, где медленно, где быстро. В одном кольцевом пограничном коридоре оно вообще остановилось! Теперь уже ничего нельзя понять. Потому что сам реактор вместе с Коломенским засыпало новым обвалом. В Соленой пещере осталось немного людей. И они, те, что были возле самого реактора, превратились в монстров. К сожалению, до войны кое-где бабы сидели вместе с мужиками. И здесь, и в Соленой пещере остались женщины. Люди начали размножаться. Там монстры, а тут психи. Лета ведь проходит через какой-то участок, где действует еще одна непонятная волна от реактора. Господи, убей меня поскорее, ведь я тоже создавал этот ад...