Манюрова начинает подташнивать. Он ловит себя на дурной мысли, что первый раз видит такую чёткую организацию строя и песни.
«Не много тепле-е за стек-лом но в злые моро-зы,
Вхожу в эти две-ри сло-вно в сад июньских цветов…»
Всё происходящее напоминает кошмарный сон. Манюров пошатываясь, спускается с трибуны, проходит за ней, и как гость пытающийся уйти незамеченным с торжества ссутулившись ныряет в арку. В спину ему несётся:
«Бе-лые ро-зы, бе-лые ро-зы,
Без-защитны шипы…»
Ветер таки сдувает фуражку с его головы. Пролетев несколько метров, она плавно, ложится на обод и колёсиком катится к хоздвору.
«Что с вами сде-лал в злые моро-зы
Лёд витрин голубых…»
Он догоняет взбесившуюся фуражку у самых ворот хоздвора.
«Люди укра-сят вами свой праз-дник
лишь на несколько дней…»
Запыхавшийся, красный, злой он направляется к входу в главный корпус, держа фуражку в руке.
«Вы у меня ещё хлебнёте горя, массовики-затейники…»
Представление тем временем продолжается. Ширдяев с навеки застывшей улыбкой на посиневших тонких губах провожает взглядом последнюю в параде роту обеспечения.
«Вот и пришло долгожданное лето сча-стли-во-е,
Время закатов и рассветов рев-ни-во-е,
Но почему то опять вспоминаю о я-нва-ре,
Слышу твой голос и просыпаюсь ночь на дво-ре…»
«Что это за репертуар? Откуда они все берут эти песни?». Ширдяев видит горящие алыми помидорами лица командиров рот и начинает догадываться, что они тоже не в курсе, что происходит.
«На бе-лом бе-лом покры-вале я-нва-ря,
Лю-би-мой де-вуш-ки я и-мя на-пи-сал,
Не про-гоняй ме-ня мо-роз, хочу по-быть не-много я,
На бе-лом бе-лом покры-вале я-нва-ря…»
– Ну у тебя и орлы, Гена, – восторженный пожарник толкает локтём Ширдяева. – Строевая превосходная, а поют как? Не то, что мои дрищи…
Ширдяев с вымученной улыбкой смотрит на собеседника. В его глазах один вопрос: «Ты и правда дурак, или просто притворяешься?». Только сейчас он замечает отсутствие на трибуне Манюрова.
***
–Ты болван, товарищ капитан! Настоящий болван! – Манюров по привычке ищет на столе увесистый предмет, чтобы мысленно швырнуть им в усатую тупую рожу командира сверчков. – Репертуар и исполнение строевых песен, твоя непосредственная обязанность, а ты : «Не знаю, не видел» – сморщив губы, он передразнивает последнюю фразу сказанную капитаном. – На хуя ты здесь нужен, если всё проходит мимо тебя! Ходишь, как в штаны навалил! – Манюров не подбирает выражений даже в доброе время, а когда творится такое, он готов таскать своих подчиненных за шиворот и тыкать их мордой в говно. Бледный капитан вот-вот свалится на пол, накаутированный незаслуженными оскорблениями, но ему вовремя приходит на помощь Ширдяев.
– Садитесь, капитан. В этот раз мы Вам поверим, но имейте в виду, если произойдёт ещё один балаган подобный этому, Вы будете нести за него ответственность.
Капитан, предпочитающий лучше провалиться под землю, падает на стул.
– Товарищи офицеры! Этот вопиющий факт не поддаётся никаким объяснениям. Как Вы, будучи командирами подразделений допустили подобную выходку? – Ширдяев грозно пробегает по жалобным прибитым взглядам подчинённых, в которых лишь одна просьба:
«Пожалуйста, не надо больше. Нас и так хорошо поимели!»
– В общем так! – Манюров решает от пустых слов перейти к делу. – Командирам подразделений, рапорта о произошедшем на стол. Даю Вам три дня, чтобы выявить зачинщиков. Они наверняка есть в каждой роте. Не будет результата, по истечении трёх дней, пеняйте на себя. Задача ясна товарищи офицеры? – хищно наклонившись над столом он обводит взглядом понуро опущенные головы.
«Так точно, товарищ полковник!» – угрюмые голоса сливаются в нестройный хор.
– Только попробуйте мне обосрать парад! – он грозит всем маленьким коренастым пальчиком. – Поедете в Абхазию мандарины собирать, или на рынок пойдёте трусами торговать.
«Интересно, а куда ты пойдёшь?» – говорит про себя, как всегда сидящий с краю Томилов.
По окончании совещания, когда, гремя стульями, все встают и направляются к выходу, Томилов замечает, что Манюров оставляет в кабинете замполита Мельмана.
– У тебя всё готово? – спрашивает он кучерявого небольшого роста майора, который меняет место и садится ближе к голове стола, где они остаются сидеть с Ширдяевым.
– Да, всё с собой, – Мельман хлопает ладонью по коричневой кожаной папке, лежащей перед ним на столе. С этой папкой замполит не расстаётся нигде. Всем приходится только догадываться, что он в ней носит. Какая очередная сплетня или компромат таится сейчас в этом вместилище чужих тайн?