Сиротский хлеб

За четыре года Даник отчасти у Цабы, а больше сам, из книг, хорошо научился понимать по-польски. Да и пани Марья, читая, объясняла им отдельные трудные слова. И все было им понятно, хотя в школе почти одни белорусские дети из местечка и окрестных деревень. Дети еврейских лавочников, портных, тряпичников и кузнецов тоже лучше говорят по-белорусски, чем по-польски. Учеников-поляков раз-два и обчелся: сынки и дочери чиновников и полицейских, семь человек на весь большой класс.

Данику все понятно еще и потому, что в рассказе, который читала им учительница, речь шла о таких же, как он, детях деревенской бедноты. Янка-музыкант - польский мальчик-пастушок, тоже сирота, а мать у него батрачка, которых там, в Польше, называют "коморницами". "Музыкант" - это кличка Янки. Для него все вокруг пело - и лес с его шумом и звоном птичьих голосов, и луг, где вечерней порой квакают лягушки и кричат коростели, и деревня, когда она весенней ночью играет-гомонит сперва девичьими песнями, а потом - перекличкой петухов... И эхо для него пело. Пели под ветром даже зубья больших вил, которыми мальчик Янка разбрасывал навоз по панскому полю...

- Малец, встань!

Даник очнулся от задумчивости, встал.

- Ты почему не рисуешь?

- Я рисую.

- Ну, так садись и работай.

Да, рисовать все-таки надо лучше. "Сначала легонько карандашом, а потом красками", - вспоминает Сивый слова учительницы. Мальчик смотрит на яблоко, на кленовые листья.

Как красиво желтеют они на клене у их хаты! И не заметишь, как оторвется хвостик от веточки и лист опустится в бесшумном полете, ляжет на песок, на траву. Приятно собирать их в руки - маме, хлебы печь, - приятно разглядывать их тонкие жилки или ворошить листву босыми ногами. А яблоки!.. Летом Даник часто спал в садике у хаты, под их единственной яблоней "белый налив". С вечера он, бывало, долго не засыпал, все прислушивался, как падают яблоки в мягкую высокую траву, как они задевают на лету листья и веточки. Часто, выбравшись из-под одеяла, он, стоя на коленях, шарил вокруг в холодной росе руками. Найдешь-нащупаешь яблоко и вопьешься зубами в кисловато-сладкую мякоть...

Звезды - высоко над хатой и яблоней, с болота доносится лягушечий хор, в саду звенят комары. Ночка и правда поет - так тихо и так многоголосо...

Тому польскому хлопчику, Янке-музыканту, и самому захотелось играть. Смастерил он себе скрипку из дощечки, натянул проволочные струны. Да не хотела она играть так, как та, что он слышал в корчме или в панском имении. И Янка решил украсть настоящую скрипку - у панского лакея. Его поймали. Хворого сироту гминный суд присудил к наказанию розгами. Бил "музыканта" гминный сторож, придурковатый Стах, такой же, видно, как тот Василь, что держал когда-то Даника, а Полуянов Павел ударил его палкой по голове...

Пани Марья все что-то пишет в журнале. Длинные черные ресницы совсем прикрыли глаза. Она не видит Даника, и вот он опять глядит на учительницу.

Янка-музыкант кричал: "Ма-ту-ля!.." И пани Марья, читая, как-то странно произнесла это слово. Три раза. В первый раз она сказала его, остановилась и, закрыв глаза, тряхнула головой. А после третьего раза на глазах у нее выступили слезы. Да, он видел это, потому что он сидит как раз против стола.

Длинные черные ресницы учительницы неожиданно поднимаются. Большие карие глаза ее смотрят в серые, перепуганные глаза Даника.

- Малец!

Сивый встает и заливается краской.

Уже не только она - весь класс, он это чувствует, смотрит на него.

- Что у тебя сделано, покажи!

Даник протягивает учительнице тетрадь.

- Ну конечно! Все уже за краски взялись, а Малец... Это я в шутку сказала, что лентяи будут есть листья, - их мы, возможно, и на колени поставим. Как тебе это понравится? Надо работать, а ты витаешь где-то в облаках.

Под смех всего класса Даник садится и начинает рисовать. Он кладет сначала, как и полагается, светло-желтую краску, добавив к ней чуточку зеленой. Да вот не клеится отчего-то, не так выходит, как хочется. Сосед Даника по парте - Санька Сурнович, мальчик из местечка. Они уже немного сдружились. У Саньки получается совсем иначе. Ишь как увлекся - и голову наклонил, и щеку подпер языком...

- Добжэ, Сурнович, добжэ, - говорит пани Марья. Она уже стоит возле Саньки, склонилась над ним, оперлась рукой о парту. - Ты только, Сурнович, легче, не так резко. И не спеши. Дай мне кисточку. Подвинься немножко.

Она подсела к Саньке и вот уже сама рисует.

- Вот так, вот так, - приговаривает она. - Что ж, придет время, и наш Александр Сурнович станет, может быть, - кто знает? - Яном Матейко...

Все смеются, а Санька шмыгает носом и, застыдившись, опускает голову.

- Ян Матейко, дети, - говорит учительница, - это был такой польский художник. Знаменитый художник, на весь мир прославился. Ну, а ты что тут делаешь, мечтатель? Покажи.

Даник подвигает свою тетрадь на Санькино место.

- О, что это - блин с хвостиком?

Все смеются, а пани Марья берет у Даника кисточку, набирает красной краски и принимается за его несчастное яблоко.