Сиротский хлеб

"Пан, разумеется, - обратился он к ихнему Цабе, - лучших учеников направит ко мне, в четвертый класс, а этого, Мальца, - непременно в первую очередь".

"Пан керовник, - прогундосил Цаба, - он, Данель Малец, очень бедный, сирота. Не о чем и говорить".

"Жаль, но что ж - нет так нет".

А тут вчера дядька Петрусь прислал письмо и деньги. Вот тебе и "жаль", вот тебе и "нет так нет"! Только бы до весны дотянуть, а там, осенью, я тебе, пан Цаба, не "здрасте", и ты мне не засти!

От тяжелого кожуха у Даника болят плечи и намокла спина. Край башлыка, которым мальчик обвязан по самый нос, запотел и подмерзает от ветра, потом от дыхания оттаивает и снова подмерзает. Мальчик перебирает заиндевелое сукно горячими губами и все думает.

Дядька Петрусь, незнакомый Даниле брат его отца, - очень добрый, должно быть, и очень умный человек. Он тоже, как Микола когда-то, говорит, что батька у Даника - герой. Если б паны не убили его на войне, если б он был живой, он был бы тоже умный и добрый. А что, если б панов не было и здесь? Что ж, тогда не заправлял бы школой пан Цаба и не сидел бы в тюрьме такой хороший, смелый Микола Кужелевич. Да и один ли Микола!.. Даник вспоминает, как плачут бабы и дети, когда полицианты гонят в постерунок* кого-нибудь из хлопцев или мужчин. А все-таки распевают и у них песни против панов, все-таки ждут прихода "товарищей"...

______________

* Постерунок - полицейский участок.

Тут вдруг приходит мальчику на ум, что школа в местечке тоже не своя, как и в Голынке. "А хорошо ли, что я пойду туда? Что я хочу учиться хотя бы и по-польски? Что же я, паном Цабой собираюсь сделаться? Но ведь дядя пишет, чтоб я учился!.. - с облегчением вспоминает он. - В школе буду учиться по-польски, а дома - по-нашему. И буду много-много читать, стану таким умным, как отец, как дядька Петрусь, как Микола!.."

Ветер по-прежнему кружит и бушует. Мама опять стала, оглянулась и спрашивает:

- Идешь, Данила?

- Да что ты все "идешь, идешь"! Ну, иду...

И глаза Сивого, кажется, еще ярче блестят из-под заиндевелого башлыка.

6

Когда-то, при царе, школа в местечке была церковноприходская, трехклассная. Небольшой деревянный домик стоит на склоне холма, на котором, окруженная деревьями, возвышается красивая церковь. Сияющие кресты ее над светло-зелеными куполами видны даже в Даниковой Голынке. Местечко небольшое: от широкой немощеной площади отходит шесть улиц. Хаты - такие же, как в Голынке, но обитатели их называют тех, кто не живет в местечке, деревенщиной. Вокруг базарной площади стоят деревянные и даже каменные дома, в которых живут приезжие паны-чиновники и торговцы-евреи. Восемь лавок, одна пекарня и две корчмы. В одном из домов разместилась гмина - волостное правление, куда солтысы сносят собранные с народа подати, в другом постерунок, где полицейские в синих мундирах расправляются с теми, кто не хочет, чтоб здесь была панская власть. А еще в двух снятых у евреев домах занимаются четыре старших класса школы, не уместившиеся в старом здании на склоне церковного холма.

Четвертый и пятый классы учатся в новом деревянном доме, против которого, через площадь, расположился постерунок.

Учительница четвертого класса - пани Марья, или "керовничиха", как называют ее ученики, - вошла в класс после перемены с кульком краснобоких яблок.

- Листьев кленовых принесли? - спросила она.

- Принесли! Вот! Во какие! - зашумели ребята.

- Ой-ой, зачем так много? Я же сказала - по два-три, больше не надо.

Пани Марья говорит по-польски чисто, красиво, не коверкает так, как Цаба.

- Ну ничего, дети, - говорит она. - Сделаем так: каждая парта получит по яблоку, положит несколько листьев, а яблоко сверху. Правда, на кленовые листья яблоки не падают, они ведь на кленах не растут, но это тоже неважно: все вместе напоминает нам об осени, о ее красоте. Итак, дети, начинаем. Не спешите. И пусть каждый помнит: кто лучше нарисует - съест яблоко, а кто поленится - должен будет есть листья.

Сказала и засмеялась, а класс - за ней. Какая она хорошая, веселая! Совсем не такая, как ее муж, пан керовник, - какой-то молчаливый и даже немножко страшный. Девочки называют учительницу "наша пани Марья", как будто они любят ее больше, чем мальчики. И всё ластятся, всё пищат: "проше пани" да "проше пани"!..

Когда в классе установилась тишина, пани Марья села за стол и достала из ящика классный журнал. И вот перелистывает его и что-то записывает.

А Даник, который сидит на первой парте, против стола, рисует, а сам все глядит на учительницу - то украдкой, исподлобья, а то, когда она не видит, открыто.

Сегодня двадцатое сентября. А Данику кажется, что только вчера поп отслужил в церкви молебен по случаю начала учебного года. Учиться весело, время идет быстро. Почему же, однако, сегодня ему не рисуется? Так бы, кажется, все и глядел на пани Марью... Почему? Верно, больше всего из-за той книжки, что она прочитала им позавчера.

Позавчера она принесла на урок польского языка маленькую книжечку и сказала: "Сегодня мы прочитаем рассказ знаменитого польского писателя Генриха Сенкевича под названием "Янка-музыкант".