Сиротский Бруклин

– С чего это мне не смеяться? – раздался сзади голос Фрэнка. – Пусть рассказывает. К тому же от его шутки мне вряд ли станет хуже, чем от твоего водительского искусства.

– О'кей, – кивнул я. – Парень входит в бар. – Я украдкой наблюдал за тем, как кровь сочится на сиденье, и в то же время не хотел, чтобы Минна заметил мой взгляд.

– Обычное начало, – выдохнул Минна. – Лучшие шутки всегда начинаются одинаково, черт бы их побрал, не так ли, Гилберт? Парень, бар…

– Пожалуй, – кивнул Кони.

– В общем, уже смешно, – прошептал Минна. – Мы заинтригованы.

– Итак, входит парень в бар, – повторил я. – А в руках у него осьминог. И говорит бармену: «Я готов спорить на сотню баксов, что этот осьминог умеет играть на любом музыкальном инструменте».

– Стало быть, у парня есть осьминог. Тебе нравится начало, Гилберт? – спросил Фрэнк.

– Ага.

– Ну вот, значит… Бармен указывает на стоящее в углу пианино. «Пусть сыграет на фоно», – говорит. Парень кладет осьминога на крутящийся табурет у фортепьяно… – «Фортепьяног! Фортепьяног, Бейли!» – …осьминог поднимает крышку, берет несколько аккордов, а потом играет на пианино небольшой этюд…

– Это уже интересно, – заметил Минна. – По-моему, он немного выпендривается.

Я уж не стал уточнять, кого именно Фрэнк имел в виду – осьминога, сыгравшего этюд, или меня, ввернувшего такое умное словцо.

– Итак, – продолжил я, – парень говорит бармену: «Теперь плати», но тот просит: «Подожди минутку». И вынимает из-под стойки… гитару. Парень подает гитару осьминогу, тот сжимает первую струну, мечтательно прикрывает глаза и играет на гитаре мелодичное короткое фанданго. – Напряжение нарастало, и я невольно шесть раз с силой сжал плечо Гилберта. Не обращая на меня внимания, Кони продолжал гнать «линкольн» во всю мочь. – Парень говорит: «Плати же», но бармен опять не торопится вынимать кошелек. «Погоди, – отзывается он, – у меня тут еще кое-что есть». Уходит в соседнюю комнату и приносит оттуда кларнет. Осьминог внимательно осматривает его, сжимает в своих щупальцах… И начинает играть. Правда, не так хорошо, как на гитаре, но ему все же удается извлечь из кларнета несколько звуков. Да, награды ему за такую игру не получить, но он же играет! – «Кларнет! А звука нет!» – Парень снова просит: «Давай мои деньги!» Но бармен опять извиняется, уходит куда-то в задние комнаты и возвращается с волынкой. – «С осъмилынкой!» Я замолчал на мгновение, силясь справиться с обуревающим меня тиком. А потом начал снова, опасаясь потерять нить повествования, потерять Минну. Он явно старался держать глаза открытыми, но его веки то и дело опускались, а я хотел, чтобы они оставались поднятыми. – Ну так вот… Осьминог осмотрел волынку, поднял одну трубку, заглянул в нее, уронил, потом проделал то же самое с другой. Отполз назад и искоса посмотрел на инструмент. Парень начинает нервничать, подходит к осьминогу и говорит… – «Осъмиволынка. Семиволынка!» – … говорит… – «Дьявольщина!» – ему: «В чем дело? Ты что, не можешь сыграть на волынке?» А осьминог ему и отвечает: «Сыграть на ней? Да если бы я знал, как стянуть с нее пижаму, я бы ее трахнул!»

Минна уже давно не открывал глаз; остались они закрытыми и сейчас.

– Ты закончил? – спросил он.

Я молчал. Мы съехали с хайвея и свернули на авеню Декалб.

– Где госпиталь? – спросил Фрэнк, так и не открывая глаз.

– Мы уже почти подъехали, – ответил Кони.

– Мне нужна помощь, – проговорил Минна тихо. – Я тут у вас умираю.

– Ты не умираешь, – возразил я.

– Прежде чем мы попадем в палату «скорой помощи», ты не скажешь нам, кто это сделал, Фрэнк? – спросил Гилберт.

Минна ничего не ответил ему.

– Они пырнули тебя ножом в живот, бросили на кучу этого долбаного мусора, Фрэнк! Ты хочешь сказать нам, чьих это рук дело?

– Подъезжай к пандусу для машин «скорой», – велел Минна. – Мне нужна срочная помощь. Я не хочу ждать в какой-нибудь дурацкой комнате ожидания. – И повторил: – Мне нужна срочная помощь.

– Мы не можем подъехать к пандусу, Фрэнк.

– Ты что, вообразил, что и здесь тебе нужен специальный пропуск? Ты, протухшая отбивная! Делай, как я сказал!

Я судорожно сжал зубы, а мой мозг произвольно заработал: «Парень въехал на пандус для „скорой“, пырнул долбаный живот „скорой“, сказал: „Мне нужен немедленный удар в кучу мусора“, а из чертовой палаты ожидания ему отвечают: „Подождите минутку, кажется, у нас тут есть долбаный удар в коридор неотложбивной, отбивно-тухлой, осьмитухлой, тухлоногой“.

– Тухлоногой! – закричал я, чувствуя, что мои глаза наполняются слезами.

– Ну да, – проговорил Минна, улыбаясь. А потом простонал: – Так и есть, твою мать.