Сиротская зима

— Спасибо, но ко мне придут завтра с утра.

— Все ясно. Новый год встретим с “законной”, а наутро прибежим.

— Лера, твое мужененавистничество работает не всегда.

Они долго еще стояли, перекидываясь резкими репликами, Лера давно отступила обратно на коврик у двери, потеряв интерес к внутренностям квартиры, они говорили друг другу обидные и несправедливые слова и, казалось, этому не будет конца. Уже несколько раз за окном раздавался раздраженный автомобильный гудок, время отсчитывало последний час уходящего года, и кто-то должен был прервать этот бессмысленный бред.

— Лера, не будем ссориться, тем более под Новый год. Иди, тебе пора.

-Я-то пойду, а ты останешься в пустой квартире. Чтобы не скучать, возьми лист бумаги и напиши: “А кто идиотка”. И читай — слева направо, потом справа налево — все выйдет одно.

— Знаю, это палиндром называется.

Оля подошла к ней, обняла:

— Не сердись, все-таки всю жизнь вместе. И своих поздравь.

— Какое там “сердись”, тебя, дуру, жалко.

Когда на следующий день Оля открывала дверь Леве, она обратила внимание, что коврик еще хранил отпечатки Лериных сапог.

15

В комнате было совершенно темно. Обычно даже среди ночи какой-то непонятного происхождения свет чертил полосы на потолке, а иногда в сильный ветер полукруг фонарной тени то возникал, то пропадал в нижнем левом углу окна. Но циферблат часов белел всегда, и чуть напрягши зрение можно было если не разглядеть, так угадать положение стрелок. Сейчас же Ольга с трудом различила контуры будильника и не сразу увидела, что нарушило привычный порядок вещей. Шторы, шторы были плотно сдвинуты! Она уже много лет если и задергивала их, то лишь от летнего палящего солнца. Это была когда-то ее большая хозяйственная неудача, дурацкий проволочный карниз с крючочками вместо нормальной палки с кольцами. При каждом резком движении петельки срывались, как рыбки с крючка неумелого рыболова, занавеска провисала, пузырилась, и надо было, чертыхаясь, лезть на стремянке под потолок, чтобы на следующий день упустить другую беглянку. В конце концов она просто перестала дотрагиваться до штор.

Интересно, она вчера не обратила внимания, что Лева зашторил окно. Глаза привыкли к темноте и проявились стрелки часов — половина девятого.

Утро .

Она было испугалась — ведь он когда-нибудь проснется. И в ту же минуту поняла, что ее это не тревожит, стало легко и накатило девчоночье озорство. Она пощекотала его пятку большим пальцем ноги, но ощутила довольно резкую боль в лодыжке. И тихонько хмыкнула. У нее было доказательство, что она вовсе не собиралась оставлять Леву здесь на ночь — компресс, который, естественно, сполз и теперь болтался, как ножной браслет у восточных женщин.

Надо бы встать и привести себя в порядок (Лера называла эти утренние заботы реставрацией фрески), но нарушать тишину, темноту и полную расслабленность совершенно не хотелось. Пусть увидит ее, утреннюю, как есть. В конце концов, это только героини мыльных опер открывают глаза, уже побывав у парикмахера и визажиста. Она лежала на спине, разглядывая гобеленовый узор растянутых занавесок, как незнакомый, и мысли в голове неторопливо клубились, пока не оформились в народную мудрость: “Важно не с кем заснешь, а с кем проснешься”.

Ей почему-то опять стало чуточку страшно, и тут он открыл глаза.

— Ты не спишь?

Это первое в их жизни “ты” потребовало немедленного повторения, подтверждения, и она ответила несуразно:

— И ты теперь не спишь.

— Верно замечено. Доброе утро.

И легкий поцелуй, привычный, почти машинальный, и именно потому показавшийся Ольге таким сладким.

Когда она вышла из ванной, чайник уже закипал.

— Ты пьешь кофе?

— Да, растворимый, с утра.

— Ты с ума сошла, разве это кофе! Я куплю зерна и угощу тебя настоящим. Сколько сахара?

— А пить кофе без сахара тоже неправильно?

— Нет, почему же, это как раз дело вкуса. А чай ты тоже пьешь без сахара?

— Да.

— Быть не может! Какое мне счастье привалило!

— А ты что, борец против сахара — белой смерти? И вообще, не дай Бог, поборник здорового образа жизни?

— Да нет, просто с некоторых пор не переношу звона ложечки, когда долго-долго размешивают давно растворившийся сахар.

— Ну хорошо, если уж мы взялись выяснять привычки друг друга, и у меня есть вопрос: ты любишь яйца всмятку?

— Не знаю, что ты хотела бы услышать. Поэтому буду честен — терпеть не могу. Потрафил?

— Еще как. Тогда будем делать омлет.

— Чур я! На твоей сковородке это одно удовольствие.

— Льстец ты поганый!

Долгий завтрак выходного дня. Или, скорее, отпуска. Все-таки Рождественские каникулы проникли в российскую реальность. Болтали о ерунде. Выбрасывая в мусорное ведро яичную скорлупу, Ольга вдруг засмеялась:

— Слушай, мы ведь так и не сделали того, ради чего встретились.

— То есть как, по-моему очень успешно сделали не далее как сегодня ночью.

— Фу, как пошло. Нет, правда, как же курочка-ряба умудрилась расстроить ваш брак?