Сириус Б (СИ)

- Вот бы у кого насчет идеи поинтересоваться, - мечтательно сказал он.

- Это - да, - согласился Митроха. - Да он ведь никому ничего не скажет.

- Почему это?

- Может, потому, что евоная идея больно уж для понимания сложная, а, может, потому, что ее итак всем хорошо видно, а все равно никто ничего понять не может...

Он не успел договорить, резко присел и дернул Подкрышена за рукав фуфайки вниз. Тот от неожиданности поскользнулся и свалился прямо под заснеженный разлапистый куст. В тот же момент с ветвей начали срываться массивные черные тени с широкими крыльями. Глухо ухая, они поднялись над верхушками сосен и начали медленно парить там, описывая большие концентрические круги.

- Видал? - тихо спросил Митроха.

- Это что же - привидения? - откликнулся из-под заснеженного куста Эмилий. - Или филины?

- Да шут их разберет, кто они, - сказал Митроха. - Здесь такого полно, а филинов этих так вообще - чуть не под каждым кустом по десятку. Да и на филинов они не очень-то похожи.

Действительно, из-за массивных пушистых хвостов и квадратных крыльев, тени больше походили на огромных белок-летяг.

- Да как все это могло возникнуть у нас в Боброве? - удивился Подкрышен, с опаской всматриваясь в звездное небо. - Это же прямо заколдованный лес какой-то!

- А вот откуда. Здесь раньше по краям Яра два деда жили - дед Полнобрехов и дед Пустоправдин. И вот любили они по этому самому лесу гулять и спорить, что на свете всех сильнее - полная брехня или пустая правда. Лес этот уже тогда от этих разговоров меняться начал - сначала белки из него ушли, потом бабочки улетели, и лоси ускакали, а скоро березы почернели да в сосны и превратились, за редким исключением, конечно, а иначе здесь бы вообще пройти было невозможно. А тем дедам все похрен - знай себе, спорят. И спорят и спорят, и спорят и спорят, окаянные. И вот однажды они до того доспорились, что Полнобрехов Пустоправдина таки переспорил, забил мозгами своими брехливыми, значит.

- И что?

- А ничего. Пустоправдин дико закричал, а потом превратился в туман и улетел, никто до сих пор не знает - куда. А дед Полнобрехов-то вскоре и помер. Скучно ему жить стало, выходит, без этих споров. Вот как бывает. Правда, некоторые его дальние потомки до сих пор вокруг проживают и даже в большом количестве, потому и Яр этот называют Побрехоткиным, да только спорить им больше особо не с кем стало, и лес этот словно бы сразу задубел на морозе, а местами так и вовсе заледенел.

- Что это за странная и мрачная бобровская сказка? - удивился Эмилий. - Ерунда прямо какая-то.

- Да в сказке-то все наоборот как раз, - сказал Митроха. - В сказке-то дед Полноправдин с дедом Пустобреховым на вершине горы борются. И дед Полноправдин в сказке той, естественно, побеждает, а гора после этого сразу же превращается в цветущий Олимп. А здесь, какая же сказка? Здесь самая настоящая жизнь Миля, паренек...

- Ну, может и так, - не стал спорить Подкрышен. - Да только откуда здесь такие пушистые привидения появились?

- Понаехали, - коротко сказал Митроха. - Пойдем дальше.

Они начали осторожно продвигаться по тропинке, но не успели сделать и десятка шагов, как сзади что-то ухнуло и захлопало то ли крыльями, то ли меховыми перепонками. Эмилий успел увидеть только, как Митроха заваливается на бок, одновременно выдергивая финку из-за голенища, а потом его сильно ударило в затылок, и он тут же плашмя свалился в снег, на несколько секунд потеряв сознание.

- Миля! Очнись! - начал кричать Митроха. - Здесь нам задерживаться никак нельзя, иначе до знающего человека не дойдем!

- Что это такое? - спросил Подкрышен, с кряхтением поднимаясь на ноги. - Разве можно так по голове человека бить? Так ведь и совсем голову отбить можно.

- Да нет, - сказал Митроха. - Так голову человеку отбить нельзя. Это Пичужка Свиристель с тобой играется.

- Хороши игрушки, - бормотал Подкрышен, нащупывая в снегу свою палку.- Какая еще Пичужка?

- Ученые люди ее еще Статуйным Эхом называют, - пояснил Митроха. - Говорят, что ее Ельцин с собой привез, когда ездил американскому статую ихней свободы поклоняться. А теперь оно здесь как бы маленько заплутало и на весь белый свет озлобилось, а назад к статую все никак вернуться не может, вот от обиды и озорничает. Увидит одинокого путника, подлетит сзади и клювом ему прямо по затылку.

- Так это оно меня клювом так садануло? - спросил Эмилий, растирая затылок. - Ничего себе.

- Ну да. Лапы-то у него пока некрепкие, когти короткие, но клюв приличный - длинный и твердый как сталь, а вокруг-то ни души, вот оно и развлекается пока, как может.

- Нужно было ведро на голову надеть, - сказал Подкрышен, поправляя шапочку. - Или кастрюлю.