Сириус Б (СИ)

- А, ну да, - дед Митроха обернулся к домне и крикнул. - Силантий! Чего ты ее гладишь как Подкрышен очередную новую бабу? Иди сюда, будем праздновать католическое Рождество!

Силантий вздохнул и пошел к столу. Там он уселся на специальный, сделанный из автомобильного сиденья, бригадирский стул, кем-то предусмотрительно установленный во главе черной поляны, и взял в огромную ладонь заполненный на две трети стакан. Тост он не говорил, так как у литейщиков было заведено высказываться по очереди, а ему, как бригадиру - в самом конце.

- Ну, прощай, тринадцатый год, - сказал дед Митроха. - Был ты не простым, как все остальные наши годы.

- Но по сравнению с девятьсот тринадцатым все у тебя росло и пухло, - быстро добавил Кривой Сивушка.

- Бог рождался у тебя в две тысячи тринадцатый раз, - вставил Косой.

- И твой чугун был не самым легким, - подвел итог Силантий. - Так пусть же в следующем году он будет полегче.

Литейщики не сговариваясь сдвинули стаканы над центром стола, а затем быстро влили их содержимое в себя.

- Ух, хорош! - на выдохе воскликнул дед Митроха и сразу же схватился за большой соленый огурец.

Сивушки закусывали молча, но быстро, беря со стола все подряд и энергично работая челюстями, а Силантий к еде даже не притронулся. Он поставил свой стакан на стол, поднялся и пошел к выходу из литейной.

- Силантий, ты куда? - крикнул ему в спину дед Митроха. - А поговорить?

- Пусть идет, - сказал Кривой. - Он что-то не в себе, вроде.

- Ага, после совещания расстроился, - подсказал Косой. - Ну, что, архангелы чугунов и сталей, по второй?

- Наливай! - махнул крепкой жилистой рукой дед Митроха. - Только вы, ребята, здесь не правы - Силантий никогда не расстраивается. Не такой это человек, вы его не знаете просто.

- А ты его знаешь? - спросил Кривой, разливая самогон.

- Немного, - с достоинством сказал дед Митроха, поднимая стакан.

- Ну, так расскажи, чтобы и мы знали.

- Не под Рождество такое рассказывать, - серьезно сказал Митроха.- Оно хоть и католическое, но все же...

Силантий уже вошел в кабинет Крысовского, но двери в коридор оставались открытыми и он все прекрасно слышал. После последней фразы Митрохи про католическое Рождество, Силантий только хмыкнул и уселся в кресло Крысовского. Подумав, он отъехал немного назад и положил на столешницу скрещенные по американской манере ноги в грубых литейных ботинках с толстыми подошвами. Теперь следовало, вроде бы, закурить и Силантий не стал нарушать приличий. Он достал мятую пачку "Беломора", щелчком выбил папиросину и сдавил пальцами гильзу.

На рабочем столе Крысовского стояла тяжелая стационарная зажигалка в виде аккуратной могилки, украшенной простецкой протестантской плитой черного цвета с золотой гравировкой. Силантий не снимая ног со столешницы, согнул их в коленях, и его тяжелое тело подъехало к зажигалке. Неловко изогнувшись, он схватил зажигалку и надавил на надгробие. Могилка раскрылась, показались блестящие стальные косточки, потом крохотный скелетик принял сидячее положение, а из раскрытого рта черепущки полыхнул язычок синего пламени.

Раскуривая папиросу, Силантий автоматически пробежал глазами по эпитафии: "Прожить жизнь нужно так, что бы в ее конце не было мучительно больно за уродливый бетонный памятник, за непокрытый лаком, безобразно сработанный неумелыми руками, дешевый осиновый гроб. Скрудж Мак-Дак".

"Крысовский сочинил, - подумал Силантий. - Его стиль". Он отпустил плиту, и черепушка перестала изрыгать огонь, скелетик принял лежачее положение, а могилка медленно закрылась под приятную мелодию в стиле афро-американских духовных распевок. Силантий поставил зажигалку на стол, и в поле его зрения попала, лежащая на столешнице, и словно бы позабытая всеми, "Российская Газета" с фотографией героя труда нового типа и последнего времени.

Силантий взял газету, распрямляя ноги, отъехал от стола и положил ее на правое колено. Попыхивая папиросой, он рассматривал фотографию и думал о своем. Откуда-то пришли непрошенные воспоминания, и сознание Силантия погрузилось в них, как мутный омут...

Глава IV

Два космоса Силантия Громова

Жизнь Силантия была по-своему и не совсем простой, и не очень обычной, хотя началась она здесь же - на самой, что ни на есть рабочей окраине Боброва, в новой тогда еще хрущевке под номером сорок три, на улице имени Юрия Гагарина.

Рождение, детство и юность Силантия были весьма типичными для того времени. Пока его родители ходили на свою работу, он рос и развивался сам по себе. Сначала окончил ясли, потом детский сад, пошел в школу, стал октябренком, потом пионером, а вскоре превратился в веселого кудрявого комсомольца и твердого хорошиста по всем школьным предметам.