Сириус Б (СИ)

- А я вот читал, что у индусов богов - чуть не тыща с гаком, - откликнулся от окна дед Митроха. - И у каждого ведь есть свой день рожденья.

- Повезло людям, - тихо сказал Кривой, позвякивая рашпилями.

Косой на это только коротко хохотнул. Балагуря и посмеиваясь, он начал выкладывать на стол продолговатые свертки и банки разных размеров. Здесь были - круглая ржаная паляница, большой шмат сала с розовой прорезью, две жирненькие селедки, большая кастрюля со сваренной в мундирах картошкой, банка засоленных по специальному рецепту огурчиков и банка с маринованными белыми грибами. Продукты появлялись и появлялись из сумки, а внутри нее все еще что-то стеклянно позвякивало.

Конечно, все эти продукты появлялись на столе литейщиков не просто так. Дело в том, что до перехода на "плачущих ангелов", ЧП "Скорбь" выпускало еще и компоненты для могильных оградок, которые литейщики между собой называли "копьями". Сразу после перехода на ангелов, Крысовский решил прекратить возню с оградками, так как в своем европейском высокомерии посчитал, что они малорентабельны, да и заборы бобровским покойникам вроде бы были уже без надобности, считал он, от чего или тем более от кого им там уже было отгораживаться? По его мнению и в местном похоронном деле следовало уже давно переходить на европейские стандарты. Если человек помер, его нужно было быстро уложить в аккуратную стандартную яму, а затем накрыть ее типовой бетонной плитой с соответствующими надписями, и готово, а если есть деньжата, добро пожаловать, как говориться за персональным плачущим ангелом. Так считал этот скрытый германофил.

Однако чугунные оградки продолжали пользоваться среди простых бобровцев стабильным спросом и братья Сивушки тут же заняли эту, легкомысленно покинутую Подкрышеном рыночную нишу. Все оснастка для производства копий у них на ЧП сохранилась, и братья продолжили отливать копья по-тихому, а остальные литейщики не только против этого не возражали, но и оказывали Сивушкам всевозможную посильную помощь.

Как только копий скапливалось достаточное количество, братья тайно переправляли их в свой гараж (тот самый) и соединяли отдельные компоненты в готовую продукцию, а затем продавали всем желающим. Этот тихий, побочный бизнес приносил братьям очень хорошие деньги, так как, по сути, все расходы по производству копий (включая литейное сырье и зарплату литейщиков) ложились на плечи ничего не подозревающего Крысовского, а Сивушки имели с этого дела только чистый стопроцентный доход. Что до клиентуры, то все работники "Скорби" считали так - если людям есть от чего огораживаться даже на кладбище, то и на здоровье, а всякое германофильство в этих вопросах было им абсолютно чуждо и находилось оно от них весьма далеко.

В самом начале дела Сивушки хотели выдавать Силантию и Митрохе дополнительную черную зарплату, которая в иные, удачливые месяца, могла бы превысить официальную, крысовскую, почти в десять раз, но те наотрез отказались. Тогда Сивушки придумали другой вид оплаты, подсказанный самой жизнью, так как в душе были людьми совсем нежадными и справедливыми. Они начали каждый день кормить Силантия и Митроху вкусными домашними обедами, которые при желании можно было бы назвать "малыми" или "черными" полянами. Коллеги ничего не имели против, и эти обеды как-то быстро прижились, а вскоре и превратились в традицию. Крысовский знал об этих дружеских обедах, но об их истинной подоплеке даже не догадывался и с чисто европейской брезгливостью думал, что его работники просто "пьют горькую", избавляясь таким образом даже от тех жалких грошей, которые он им выдавал в качестве заработной платы.

- Ну, как там? - поинтересовался Косой, нарезая хлеб и сало. - Чет он сегодня долго копается.

- Машинку свою от снега чистит, - ответил Митроха от окна. - Ох, сердешный, доконают его эти бабы, нутром чую.

Косой хохотнул.

- А как же, - сказал он, втыкая красивый самодельный нож с наборной рукояткой в столешницу и принимаясь за банки с маринадами. - Доконают непременно. Но перед этим ведь и приголубят?

- Ну, это уж как водится, - откликнулся Митроха. Он выглядывал в окошко внимательными, хитрыми глазами много повидавшего человека, высоко задрав бороденку и сильно щурясь. - Только вот жалко мне его, ведь возраст уже у него не тот, а бабы сейчас такие пошли, что в случае чего и памятника ему не поставят. Да что там памятник? Они и не всплакнут даже, и на похороны-то не придут. Так - жил человек, жил, блядствовал в меру своих сил, хитрил помаленьку, а потом вдруг - хлоп (дед звонко хлопнул в ладоши). И - нету его больше, а вокруг только прежние бляди с сухими и злыми глазами стоят. Все в дубленках и турецком золоте. И - тишина.

- А ты его не жалей, - зло говорил на это Косой ловко вылавливая из банки огурцы и раскладывая их на пластмассовой тарелке. - Пусть его ВЦСПС пожалеет, или что там у них сейчас циркуляры выписывает. А на памятник, если что, мы ему и сами сбросимся. Да нам и сбрасываться не нужно - мы этот памятник ему просто так отольем из сэкономленных материалов.