— Леди Викен-Синоби, — продолжил старший, — спасибо за ответственность и оперативность, — при этом он бросил взгляд на Эфенди, ну да, время донжана слишком дорого, чтобы при нем заниматься хозяйственными делами.
— Вам спасибо, господа, держите моего управляющего в курсе событий.
Они молча кивнули.
Когда эксы скрылись за домом, я поинтересовалась у Эфенди:
— Что, меня действительно можно принять за Первую рода?
— Скорее за наследницу; когда ты так серьезна, возраст определить невозможно. Да и такая экономия слов оттачивается с годами, как правило.
— Ты мне льстишь.
— Нет, молодежь сейчас не так взвешивает каждое слово.
Мы опять замолчали, думая каждый о своем. На душе стало тоскливо и нехорошо, больно было отпускать его, дожила до того, что ревную донжана.
— Будет лучше, если ты улетишь раньше, сейчас… — сказала я. Чем дольше мы были рядом, тем хуже мне становилось.
— Да, — и он неслышно ушел в дом вызывать флаер.
Я сидела и думала, смогу ли справиться с собой, смогу ли общаться с ним, как раньше, в какой момент наши отношения перешли черту, как все будет завтра утром… Вопросы пока не имели ответов. Решив, что в такой ситуации лучшее, что можно сделать, — это переключиться на что-то другое, я отправилась к домику Эзры, за которым находился ангарчик на один флаер. Отправлюсь-ка я в торговый центр — на Дезерте мне понадобится куча всяких мелочей, лучше привезти их с собой, чем потом заказывать. Обдумывание необходимых покупок отодвинуло душевные переживания на второй план.
Когда глубокой ночью, уставшая от калейдоскопа магазинов, я возвращалась домой, то уже решила, что пусть все будет, как будет. Если непослушное сердце, или что там ответственно за эмоции, будет отравлять жизнь — придется прекратить видеться с Эфенди, и точка. Оставалось надеяться, что моя решительность не растает завтра утром. С этими мыслями я и уснула.
Проснулась я от вызова голосовой связи.
— Хорошего дня, — прозвучал веселый голос Эфенди. — Можно, я прихвачу Алекса? Я сам за него заплачу, и он нам не помешает… Нельзя его здесь оставлять.
Алекс, талантливый музыкант, но, увы, не хозяин своему таланту и вдохновению. Если на него нападала меланхолия, он становился нелюдим и мрачен. Эфенди опекал его и был ему единственным другом. Что ж, почему нет, если он будет мрачен до невыносимости, то выставлю его в парк, природа его успокаивает, кажется.
— Хорошо.
— Мы будем через час.
— Хорошо.
Через час, немного волнуясь, я возилась на кухне, входную дверь оставила открытой.
— Это мы, — раздался веселый голос Эфенди; мне полегчало, все вернулось на круги своя.
Эфенди принес еду в свертках и тут же стал ее разворачивать, выкладывать, греть. Алекс зашел следом за ним с акустической гитарой за спиной и букетом белоснежных лилий, которые вручил мне со своей характерной неуверенной улыбкой. При виде Алекса мне всегда вспоминался анахронизм — анемичный. Белая кожа, очень светлые волосы и голубые как ясное небо глаза, всегда грустные и задумчивые. Эфенди нельзя назвать шумным, но Алекс же был просто похож на призрака, незаметно исчезал и появлялся. Пока я ставила цветы в вазу, он уже появился без гитары и примостился так, чтобы никому не мешать.
— Поедим на свежем воздухе, — предложил Эфенди, и мы втроем перенесли еду и посуду на веранду.
В отличие от Эфенди, Алекс не ел, а клевал. Мне не нравилось в нем ничего: ни внешность, ни манера вести себя, ни эта вечная неизбывная грусть. Но как-то однажды я слышала его игру — незабываемая страсть и буря эмоций, и я до сих пор удивляюсь тому, что этот безжизненный с виду человек способен на такое.
За едой мы с Эфенди непринужденно болтали, как будто и не сбегали вчера друг от друга. Алекс прислушивался к разговору, но молчал. По-моему, он вообще ничего не сказал с тех пор, как пришел. Его браслет был густо-синего цвета, это означало, что заказов у него давно не было и что ему грозило исключение из Дома Красоты. Эфенди его вытягивал, ведь если Алекса исключат, вряд ли он сможет сам о себе позаботиться.
Завтрак оказался чересчур обильным, и после его завершения мы остались на веранде, млея на солнышке, как семейка котов. Эфенди, наверное, почувствовал, что засыпает, и попытался взбодриться, массируя точки на руках. Я молча дотянулась до него и остановила, взяв за руку. Алекс так же молча за всем этим наблюдал.
— Пойду я, — все-таки произнес Алекс и махнул рукой в сторону парка.
— Оружие в холе… — напомнила я.
Он вскинул брови.
— Зачем, я все равно не умею им пользоваться.
Честно, я подумала, что он шутит, и вопросительно посмотрела на Эфенди. Тот только плечами пожал — мол, чему удивляться.
— Интересно, а он бы выжил, если бы ты о нем не заботился? — вырвалось у меня. Это было ужасно невежливо с моей стороны, даже оскорбительно. Эфенди только открыл рот, наверное, чтобы вступиться за друга, но Алекс его опередил.
— Вряд ли, — сказал он спокойно и пошел к деревьям. Эфенди промолчал.
Я всмотрелась в Эфенди — бессонная ночь давала о себе знать, в сердце кольнуло.