Синтез

— Ура! — закричал дедушка и даже подпрыгнул. — Наконец-то ты решился. Тебя нужно уговаривать, как упрямого робота. Ты читал такой рассказ Лема об упрямой машине?

— К сожалению, не читал.

— И очень плохо. Нужно интересоваться не только своей узкой специализацией, но и классической литературой.

— Олечек, — тревожилась бабушка, — у тебя какие-то тени под глазами. Береги себя, детка…

— Какая там детка, — возмутился дедушка. — Мужику пятьдесят лет. Взрослый мужчина.

— Для меня он всегда будет деткой, Артур. Ведь это же наш ребёнок… — бабушка растрогалась и вытерла нос платочком.

— Дорогие, — Александр протянул к ним руки. — Не сердитесь на меня. Мой долг — день и ночь быть сейчас в Институте. Я на пороге очень важного события. Можно ли послать к вам детей?

— Что за разговор! — возмутился дедушка. — Он ещё спрашивает!

— Ура! — завопили дети, выскакивая из соседней комнаты. — Мы всё слышали! Спасибо! Спасибо! — скандировали они.

— Будет, не кричите так! Я вполне хорошо вас слышу, — успокоил их дедушка. — Как ты думаешь, — спросил он Александра, — от кого из нас они унаследовали импульсивность?

Часть вторая, или Жар и холод

Было туманное сентябрьское утро 1979 года. Листья начинали понемногу желтеть и опадать, а ревматизм диктатора Муанты Портале и Грасиа всё ощутимее досаждал не только самому владыке, но и окружающей его свите. Постоянно кто-нибудь из адъютантов попадал в немилость и отправлялся на двадцать лет каторжных работ в лагерь для заключённых, именуемый «Милая Родина», уповая только на пожилой возраст диктатора и давно ожидаемый переворот.

К сожалению, Кровавый Муанта, несмотря на свои восемьдесят семь лет, правил с остервенением и так судорожно цеплялся за власть, как способны только те, для которых не существует других радостей и удовольствий, кроме возможности повелевать. А воля тирана была в государстве наивысшим законом, который уже много лет не подлежал никаким изменениям, если не считать того, что во время ревматических приступов Муанты этот закон становился ещё более лютым и мстительным, чем всегда.

— Гонсалес, чёртов сын! — брюзгливо обратился Муанта к своему единственному адъютанту, который выдержал все приступы боли диктатора. — Эти люди когда-нибудь закончат свою работу?

— Конечно, ваше превосходительство. Ректор Диас просил сегодня аудиенции. Впрочем, сдаётся мне, что он как раз прибыл. Прошу прощения…

Гонсалес сбежал по многочисленным ступенькам, тщательно охраняемым вооружёнными стражниками, и вскоре ввёл ректора Диаса в покои властелина.

Ректор Диас относился к числу исключительно красивых людей. Высокий, седоватый мужчина с бронзовой кожей и живыми голубыми глазами, он мог бы успешно рекламировать костюмы, пасту для зубов или заграничные путешествия. Кроме того, ректор Диас говорил на нескольких языках и относился к числу ведущих биофизиков в мире. Все эти достоинства не мешали ректору быть весьма гадким и бесхарактерным типом.

— Диас, дрянь! — рявкнул диктатор. — Родина ждёт тебя. Когда, чёрт возьми, вы смонтируете пусковые установки?

— Пусковые установки уже готовы, ваше превосходительство, сейчас присоединяем боеголовки. Это замечательное оружие, ваше превосходительство. Правда, замечательное. Мы перегнали все страны на пятьдесят, шестьдесят лет. Ничто не может помешать нашему триумфу. Вы будете владыкой мира…

— Что я! — фальшиво возразил диктатор. — Главное — наша любимая родина. Я забочусь только о её престиже, о её будущем. Сам же я всего лишь старый, уставший человек. Вы хорошо замаскировали бункеры?

— Мало сказать хорошо — гениально! — заявил Диас. — Генерал Астериа приказал высверлить в глубине горы отличные проходы, а выпускать наши снаряды мы будем с морского дна.

— Хорошо, Диас. А когда я смогу всё осмотреть?

— Послезавтра, ваше превосходительство.

— Гонсалес, нужно подготовить дипломатические ноты для всех стран…

— Слушаюсь, ваше превосходительство.

— Напиши их сам. Необходима строжайшая тайна. Ясно?

— Так точно.

— Гонсалес, ты глуп как пробка и никогда в жизни не напишешь самостоятельно ни одной ноты. Зачем же ты говоришь «так точно»? Я разрешаю расстрелять того, кто будет за тебя писать эти ноты.

— Благодарю, ваше превосходительство.

— Диас, ты ничего не слышал.

— Конечно, ваше превосходительство.

— Санта Мадонна! — вдруг взревел Кровавый Муанта. — Ну и ломает меня! Вызови какого-нибудь врача! Быстрее врача!

И запустил в полковника Гонсалеса женской статуэткой, которая символизировала свободу. У «Свободы» издавна был отбит нос и обе руки, но диктатор не позволял убрать её с письменного стола: она была очень сподручна.

*

Мама Петруся и Эли работала в лаборатории, где исследовались пригодность и полезность продуктов питания. Поскольку все вкусовые вещества получали химическим путём, нужно было внимательно следить за тем, чтобы какая-нибудь новая пикантная приправа, оригинальный кулинарный эликсир не содержали компонентов, вредных для потребителей. Поэтому мама и её сотрудницы подвергали каждое лакомство сложным испытаниям, направленным на выявление разных вредных веществ.