Читаем Синтаксические структуры полностью

Заметим, что для содержательной постановки задач грамматики достаточно предположить лишь частичное знание предложений и непредложений. Это значит, что в рамках данного рассмотрения мы можем допустить, что некоторые последовательности фонем суть определенно предложения и что некоторые другие последовательности являются определенно непредложениями. Во многих промежуточных случаях мы должны быть готовы предоставить самой грамматике решать вопрос о грамматической правильности предложения, если грамматика построена простейшим образом так, что в нее включаются несомненные предложения и исключаются несомненные непредложения. Это — обычная черта логического анализа понятий[3]. Определенное число ясных случаев предоставляет нам, таким образом, критерий адекватности, пригодный для любой конкретной грамматики. Для одного языка, взятого в изоляции, этот критерий весьма слаб, поскольку ясные случаи могут быть удовлетворительно истолкованы разными грамматиками. Однако этот критерий может превратиться в весьма сильное условие, если мы будем настаивать на том, чтобы ясные случаи удовлетворительно истолковывались для любого языка посредством грамматик, каждая из которых построена по одному и тому же методу. Это значит, что каждая грамматика должна соотноситься с конечной совокупностью наблюденных предложений описываемого ею языка так, как это предусмотрено заранее данной лингвистической теорией. Таким путем мы получаем весьма сильный критерий адекватности для лингвистической теории, претендующей на общее объяснение понятия «грамматически правильного предложения» через понятие «наблюденного предложения», а также для множества грамматик, построенных в соответствии с этой теорией. Кроме того, указанное требование является разумным еще и потому, что нас интересуют не только конкретные языки, но и общая природа языка. По данному весьма важному вопросу можно было бы сказать еще очень многое, но это завело бы нас слишком далеко. Ср. § 6.

<p><strong>2.2.</strong></p>

Из чего исходим мы в действительности, когда намереваемся отделить грамматически правильные предложения от грамматически неправильных последовательностей? Не пытаясь дать исчерпывающий ответ на этот вопрос (ср. §§6, 7), я считаю, однако, нелишним указать на неправильность некоторых ответов, которые, по-видимому, приходят на ум сами собой. Во-первых, очевидно, что множество грамматически правильных предложений не может отождествляться с какой бы то ни было совокупностью высказываний, полученной тем или иным лингвистом в его полевой работе. Любая грамматика рассматриваемого языка проецирует конечную и в известной мере случайную совокупность наблюденных высказываний на множество (предположительно бесконечное) грамматически правильных высказываний. В этом отношении грамматика отражает поведение носителя языка, который на базе своего конечного и случайного языкового опыта в состоянии произвести и понять бесконечное число новых предложений. В действительности любой логический анализ понятия «грамматической правильности в языке L» (т. е. любая характеристика «грамматически правильного в L» через «наблюденное высказывание в L») может пониматься как объяснение этого фундаментального аспекта лингвистического поведения.

<p><strong>2.3.</strong></p>

Во-вторых, понятие «грамматически правильный» не может отождествляться с понятиями «осмысленный», «значимый» в каком бы то ни было семантическом смысле. Данные ниже предложения (1) и (2) равно бессмысленны, но любой носитель английского языка назовет грамматически правильным лишь первое.

(1) Colorless green ideas sleep furiously.

«Бесцветные зеленые мысли спят яростно».

(2) Furiously sleep ideas green colorless.

Точно так же нет никакого семантического основания предпочесть последовательность (3) последовательности (5) или (4) — (6), однако лишь (3) и (4) являются грамматически правильными предложениями английского языка.

(3) Have you a book on modern music?

«Есть ли у Вас книга по современной музыке?»

(4) The book seems interesting.

«Эта книга кажется интересной».

(5) Read you a book on modern music?

(6) The child seems sleeping.

Из этих примеров видно, что всякие поиски определения грамматической правильности, основанного на семантике, останутся тщетными. В действительности, как мы увидим в § 7, существуют основания структурного характера, позволяющие отличать (3) и (4) от (5) и (6); однако прежде чем мы сможем дать объяснение фактам подобного рода, нам придется развить теорию синтаксической структуры намного дальше ее обычных границ.

<p><strong>2.4.</strong></p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки