Синий ветер

Охрименко все-таки догадался позвонить в управление и сообщить, что Борисов и Силантьева выехали. Их ждали с минуты на минуту, из-за них не начинали партийное собрание. Но прошло полчаса, а никаких известий о них не было. Щедров пытался дозвониться до буровзрывной роты, но не мог: должно быть, пурга оборвала провода. По радио тоже долго не удавалось связаться: на основной и запасных волнах, кроме треска, ничего не слышно.

— Когда последний раз связывались с карьером по радио? — спросил он дежурного телефониста.

— Сегодня утром проверял, слышал их хорошо.

— Может, у них батареи сели?

— Нет, мы их недавно меняли. Давайте я еще раз попробую.

Наконец сквозь треск прорвался слабый голос Охрименко:

— Я — «Фугас», я — «Фугас». Слышу вас плохо. Как меня слышите? Прием.

Щедров схватил микрофон:

— Сообщите, вернулся ли Борисов. У нас его нет.

Но Охрименко опять куда-то пропал. Прошло еще минут пятнадцать, пока услышали его голос, на этот раз четкий:

— Я — «Фугас». Борисов не возвращался. Как меня поняли? Прием.

— Вас поняли! — прокричал Щедров и вышел из радиотелефонной рубки.

Собрание отложили. Два вездехода отправились на поиски. В первом из них ехали Щедров, врач и шестеро солдат, во втором — Силантьев, фельдшер и тоже шестеро солдат.

А ветер крепчал, теперь стремительно несущаяся стена снега стала еще плотнее, и мощный луч бокового прожектора не мог ее отодвинуть дальше двух-трех метров. Дороги совсем не было видно, и даже опытные водители вездеходов не могли точно сказать, где она. Ориентировались по компасу, а больше по интуиции. Вездеходы шли уступом, с трудом метр за метром одолевая путь, по макушку зарываясь в рыхлый снег. И когда первый вездеход уткнулся в груду пустых бочек, все облегченно вздохнули: значит, шли правильно, значит, интуиция не обманула. Эти бочки были сложены на обочине дороги, когда-то здесь стоял балок механизаторов.

Вторую половину пути одолели быстрее: здесь дорога шла по взгоркам, в отдельных местах ее не успело перемести. Но и здесь они не обнаружили газика. Не было его и возле казармы буровзрывной роты. Охрименко уже подготовил поисковую группу, солдаты в шубах и валенках сидели в курилке и ждали команды.

С момента отъезда Борисова и Силантьевой прошло четыре часа.

— Где же они? — спрашивал Щедров сержанта.

— Мабудь, газик сказився со шляху, треба еще раз пошукать.

— А может, они поехали к аэродрому, тут ближе.

Решили отправиться по дороге на аэродром. Щедров взял еще четверых солдат, и вездеходы тронулись.

Поворот дороги на аэродром был обозначен указателем, но они никак не могли его отыскать. Повернули почти наугад, отсчитав по спидометру девять километров от Муськиной горы. Аэродром был где-то в полутора километрах, но дорога здесь шла все время низиной, и сейчас ее невозможно было обнаружить.

* * *

Они проехали метрах в пятнадцати от машины. Первым услышал глухой рокот двигателей Глазков. Он выскочил из машины, вскарабкался на сугроб, махал шапкой, что-то кричал, но его голос не слышали даже в машине. Вслед за Глазковым вскарабкались на сугроб и Олег с Верой. Они тоже кричали, но едва слышали собственные голоса — ветер то завывал тонко и пронзительно, то угрожающе гудел, и этот гул гасил их голоса, как бурный поток поглощает серебряный звон ручейка.

Они кричали минут пять, потом дружно, будто сговорившись, замолчали и прислушались. И не услышали ничего, кроме грохота ветра. Олег впервые попал в такую пургу, и ему казался странным этот грохот ветра — не свист, не вой, а именно грохот, как будто кто-то бежал в пустой трубе, топал ногами, визжал, плакал, и все эти звуки и эхо сливались в один сердитый звук.

— Кажется, вон там что-то мелькнуло, — неуверенно сказала Вера.

— Там не может быть, — возразил Глазков. — Я слышал их вон там, — он показал в противоположную сторону.

Олегу же казалось, что рокот моторов доносился не оттуда, куда показывала Вера, и не оттуда, куда показывал Глазков. Может, это просто звуковые галлюцинации?

— Хорошо бы поискать след, но в какой стороне его отыскать?

— Если не найдем сейчас, через полчаса его заметет, — поддержал Глазков.

— Уходить нельзя, — сказала Вера. — Мы даже не знаем, где его искать и есть ли он вообще. А потеряем машину — замерзнем.

Мороз был не сильным, градусов двадцать пять, не более, но при таком ветре жег, как пятидесятиградусный. Они уже продрогли насквозь и снова забрались в машину.

— Хорошо, когда имеешь под рукой инженера по технике безопасности, не пропадешь, — иронически заметил Олег.

Вера промолчала. Они вообще говорили мало, только Глазков иногда рассказывал о каком-нибудь случае. Он и сейчас, едва отогревшись, заговорил: