Синий сапфир

– Кира Найтли? – Чёрные брови взметнулись почти к самому начёсу. – Возможно, для фильма это и сойдёт, но Кира Найтли не провела бы в XVIII столетии и десяти минут, её тут же разоблачили бы как современную женщину. Уже одно то, как она скалит в улыбке зубы, а при смехе запрокидывает голову и разевает рот! В XVIII веке так не делала ни одна женщина!

– Но вы же не можете этого точно знать, – возразила я.

– Что это было?

– Я говорю, вы не…

Губошлёп сверкнул на меня глазами.

– Мы прямо сейчас установим первое правило, а именно: то, что говорит Мастер, не подвергается сомнению!

– И кто это Мастер – о, понимаю, это вы, – сказала я и слегка покраснела, а Хемериус загоготал. – Окей. Итак, при смехе не показывать зубы. Я запомнила. – Меня это наверняка не затруднит. Вряд ли на этом/этой суарее я найду повод посмеяться.

Мастер Губошлёп, несколько умиротворённый, опустил брови на место и – поскольку он не слышал Хемериуса, оравшего с люстры: «Дурья ты башка!», – тут же приступил к печальной инвентаризации. Он решил выяснить, что я знаю о политике, литературе, обычаях и традициях 1782 года, и мой ответ («Я знаю, чего тогда не было, – к примеру, автоматического слива в туалете и избирательного права для женщин») – заставил его на пару секунд спрятать лицо в ладонях.

– Я сейчас тут наверху уписяюсь от смеха, – сдавленным голосом прохрипел Хемериус, и, к сожалению, это оказалось заразительным. Я с трудом сдерживала смех, грозивший вырваться из моей груди.

Шарлотта мягко сказала:

– Я думала, тебе объяснили, что она в самом деле абсолютно не подготовлена, Джордано…

– Но я… хотя бы основы…– Лицо Мастера вынырнуло из ладоней. Я не рискнула взглянуть на него – если он размазал макияж, то всё, я лопну от смеха.

– Что у тебя с музыкальными навыками? Фортепьяно? Пение? Арфа? И как обстоят дела с бальными танцами? Простой Menuett ä deux ты, разумеется, знаешь, а что с другими танцами?

Арфа? Menuett ä deux? Это само собой! Всё, моё самообладание лопнуло, и я начала безудержно хихикать.

– Прекрасно, что хоть кому-то здесь весело! – растерянно произнёс Губошлёп, и, видимо, с этого самого момента он решил мучить меня до тех пор, пока он не выбьет из меня всё веселье.

На самом деле ему на это много времени не потребовалось. Через какие-то четверть часа я стала чувствовать себя распоследней тупицей и неудачницей. И это несмотря на то, что Хемериус делал наверху всё возможное, чтобы меня ободрить.

– Давай, Гвендолин, покажи обоим садистам, на что ты способна!

Я бы с радостью это сделала. Но, к сожалению, я ни на что не была способна.

– Tour de main, левая рука, глупое создание, а поворот направо, корнуэлльцы капитулировали, и лорд Норт подал в отставку в марте 1782 года, что привело к тому, что… Поворот направо – нет, направо! Боже мой! Шарлотта, пожалуйста, покажи ей ещё раз!

И Шарлотта показывала. Надо отдать ей должное, она танцевала просто чудесно, у неё это выходило легко, будто играя.

И это в принципе было действительно нетрудно. Шаг туда, шаг сюда, поворот – и всё это с неизменной улыбкой. Не открывающей зубов. Музыка шла из динамиков, запрятанных за обшивкой стен, и надо сказать, это была не та музыка, от которой ноги сами пускаются в пляс.

Наверное, я бы лучше усвоила последовательность шагов, если бы Губошлёп не зудел мне беспрерывно в уши: «Итак, с 1779 года война с Испанией… теперь поворот, пожалуйста, четвёртого танцора мы должны себе просто представить, теперь реверанс, вот так, побольше изящества, пожалуйста. Опять вперёд, не забываем улыбаться, голова прямо, подбородок поднят, только что Великобритания потеряла Северную Америку, Боже мой, нет, направо, руку на уровне груди и выпрямиться, это серьёзный удар, и нельзя хорошо отзываться о французах, это непатриотично… Не глядеть под ноги, в той одежде их всё равно не увидеть!»

Шарлотта ограничилась внезапными дикими вопросами из области политики («Кто был в 1782 году королём Бурунди?») и непрерывным качанием головы, что вселяло в меня ещё большую неуверенность.

Через час Хемериус заскучал. Он спикировал с люстры, махнул мне лапой и исчез в стене. Я бы с радостью поручила ему поискать Гидеона, но это не понадобилось, потому что через очередные четверть часа менуэтной пытки в Старой Трапезной появились Гидеон и мистер Джордж. Они как раз успели увидеть, как я, Шарлотта и Губошлёп вместе с отсутствующим четвёртым партнёром танцуем фигуру, которую Губошлёп назвал «le chain» и при которой я должна была подать руку невидимому партнёру. К сожалению, я подала ему не ту руку.

– Правая рука, правое плечо, левая рука, левое плечо! – сердито вскричал Губошлёп. – Это так трудно? Гляди же, как это делает Шарлотта, просто великолепно!

Великолепная Шарлотта продолжала танцевать, как бы не замечая визитёров, в то время как я уязвлённо застыла на месте и с радостью провалилась бы сквозь землю.