Синий, как море

— Понятия не имею. Вообще-то это как-то связано с ним — с тем, что он делает на крыше. Но кто орет — ума не приложу. Хотя, честно говоря, за всю жизнь ни разу не пробовал прикладывать. По-моему, живой человек так кричать не в состоянии. Но кто может уверенно судить о маге, кроме другого мага? Тебе виднее, малыш. Ты же у нас принц-чародей.

— Какой я чародей, — сказал я, вдруг обливаясь горячим потом странной смеси ужаса и стыда. — Я же все забыл, Данк.

— А вот когда помнил, — мечтательно протянул Данк, — у тебя у самого можно было чего-нибудь интересного спросить…

Я почувствовал, что мои щеки заливает алая краска лихорадочного румянца, и поспешно отвернулся. Меня трясло, очень хотелось заорать или вызвать рвоту — что угодно сделать, чтобы вышвырнуть изнутри мягкий, скользкий кулак страха, неуклюже ворочающийся в горле. Я понимал умом и ощущал физически, что мои злоключения как-то связаны с ярлыком, небрежно наклеенным на меня Данком — принц-чародей. Именно поэтому неизвестный и могущественный Заклинатель снов, а за ним и какой-то эпигон-пройдоха обратили свое внимание на меня. И если я сделаю хоть одну ошибку… А я ведь ее сделаю, безгрешных въяве не водится! И если я уже ошибся — в той жизни; теперь уже никто не узнает, что я натворил… Боги, помогите мне! Гибель, гибель… Гибель везде, она идет сзади, по пятам, крадется из невидимого прошлого, которое тянется за мной скорпионьим хвостом, а избавиться от него невозможно; гибель впереди, на каждом шагу, плотоядно поджидающая неверного движения, неверной мысли… Нет спасения, нет защиты, нет оружия! Только знание — а где его взять? Я опять почувствовал себя отравленной котлетой на столе Домена, камнем, нависшим над головой у самого себя. Казнить меня надо, немедленно, прав был отец! Нет, нельзя меня казнить, это нам не по карману. Выгнать из столицы поскорей, отправить в самую гущу битвы — либо сдохну, либо пользу принесу. И во всяком случае определюсь.

Я понял. Ужас был в необходимости рисковать вслепую, прыгать во тьму, не зная высоты, не зная, куда прыгаю — в мягкие подушки или на стальные копья. Но не прозреешь вмиг, не переделаешь сделанного, а отступить все равно не удастся.

Я осознал себя и суть своих проблем — и мутная животная волна сразу схлынула. Где Сагастен? Он действительно мне нужен!

— Мы идем завтракать, Данк?

— Конечно, идем. Не забывай, сразу после завтрака нам в путь, так что ешь как следует, дворцовых поваров по дороге не встретится.

Мы уже возвращались, тем же путем, что и пришли сюда. Данк постепенно набирал скорость — очевидно, аппетит завладевал его подсознанием. У самого поворота он прилично разогнался, эффектно накренившись, бросил корпус за угол и…

— Ч-ч-черт!!!

— Ты как всегда, неаккуратен, Оранжевый, — спокойно сказала с трудом увернувшаяся Сельфа.

Я взялся за сердце.

— Рано или поздно меня разобьет паралич, — сказал я. — Вы что, сговорились все?

— Кто «все»? — безмятежно спросила Сельфа.

— Ну ты-то почему не спишь?! — в сердцах воскликнул Данк.

— Как-то тревожно стало, — пояснила Сельфа. — Часа за два до рассвета. Я уже знаю это ощущение — в прошлый раз оно посетило меня вчера днем, когда Райдок спал. И мне очень захотелось пошарить вокруг с хильфейтом. Слуги сказали, что вы пошли сюда. Кстати, только что я снова чувствовала дурноту. Что-то случилось, ребенок?

— Я ничего не чувствовал! — возмущенно сказал Данк.

— А я тебя и не спрашиваю, колода есть бревно обычное.

— А кто у тебя всегда в камешки выигрывает?

— Твоя гипертрофированная интуиция носит совершенно бытовой характер, ничего сакрального в ней отродясь не бывало.

— Но малыш был со мной, он в порядке!

— Сейчас проверим. Подойди поближе, ребенок.

— Зачем? — тупо спросил я.

— А зачем светить стражникам лучом? Тем более, не зная точно, что он покажет?

Я шагнул к Сельфе, вспоминая вчерашнее обещание. Почему-то очень не хотелось его выполнять. Если уж признаваться, то все-таки Сагастену…

Сельфа сверкнула своей палочкой-выручалочкой и уперлась лучом в мою грудь. Луч был по-прежнему синий. И… И…

— И немного белый по краям, — резюмировала Сельфа, пряча хильфейт в манящую неизвестность складок платья.

— Готов поклясться, там есть много любопытного, — эти слова вырвались у меня совершенно непроизвольно.

— Где? — удивилась Сельфа.

— Там, — слабо сказал я, чувствуя себя полным идиотом и указывая на ее бюст.

Сельфа внимательно проследила за моим пальцем.

— Там, в общем-то, я, — улыбнулась она. — В частности, моя грудь. Уж не знаю, насколько это может показаться любопытным…

— Да нет! — в отчаянии сказал я. — Это не то… то есть, это прекрасно, но… я про всякие хильфейты… честное слово, я знаю, у тебя там, в этих бесконечных таинственных складочках и оборочках целый магический арсенал! Правда, Сельфа?

— Заболел ребенок, — фыркнул Данк. — Что его интересует в тайнах женского лифа, боги!

— Никому не говори, — серьезно сказала Сельфа. — Во-первых, стыдно за малыша, а во-вторых… Могут подумать, что моя грудь теперь вызывает только прагматические соображения. Стойте! Что за шум?