Синий бант

– Вот ее я точно не приглашу на интервью.

Звонок прозвенел ровно в тот момент, когда подруги зашли в класс.

– Интервью с ботаником – такая умора, – шепнул Денис, с которым она сидела за одной партой. – Он ведь и правда поверил про День математика. Круто ты его разыграла в День дурака.

ИИ

– Мама, я застукал его с сигаретой!

– Неужели?

– Да! А еще он заявил, что теперь вегетарианец и не ест мясо! Вчера на ужин давился брокколи.

– За здоровый образ жизни? Как-то не сочетается с сигаретами…

– По моральным соображениям! Ему зверушек жалко! А еще он сказал, что поедет автостопом до Владивостока! И будет делать путевые заметки! Радищев двадцать первого века!

– Какая тяга к литературе…

– Мама! Ему тринадцать!

– Ваня, в каком возрасте еще об этом мечтать, если не в тринадцать?

Шумный выдох.

– Мама… Что мне делать?

– Терпеть, мальчик мой, терпеть. Он обязательно вырастет и поумнеет.

Иван принялся медленно убирать телефон в задний карман джинсов. Разговор с матерью ничего не дал. Кроме очередного осознания собственного родительского бессилия.

У кого-то это называется – трудности переходного возраста. У них же – катастрофа. И ведь с Таней такого не было.

За стеной подала голос их семейная катастрофа.

И я пою этот гимн,
Посвященный бро-о-окколи…

Тобольцев замер. Гимн брокколи. Прекрасно.

В защиту животных
Всей планеты нашей.

У мальчика определенно прекрасное умение владеть словом. Он за ним в карман не лезет. И переспорить нет никакой возможности. Но вот голос…

Я хочу, чтобы лошади
По земле цо-о-окали.

Ида Ивановна утверждала, что у внука очень редкий тембр – альтино. И если не сломается в пубертат, мальчика ждет прекрасная вокальная карьера. А вот им-то сейчас как не повеситься от таких гимнов собственного Ваниного сочинения, исполняемых высоким пронзительным голосом на пределе терпения ушей окружающих.

А люди питались
Растительной кашей!

Пение стихло. Тобольцев-старший пару раз приложился лбом к стене, а потом вздохнул и пошел на кухню. Откуда на всю квартиру пахло этой самой растительной кашей.

* * *

Дуня отключила плиту и плотно накрыла крышкой кастрюлю с борщом. Пусть настаивается – ароматный и наваристый. По соседству от кастрюли на сковороде томились зеленые стручки фасоли. Дуня не знала, будет ли ценитель растительной пищи их принимать в таком виде или опять заведет разговор о полезности «растительных каш», и тогда содержимое сковороды перекочует в блендер.

За спиной хлопнула дверь. Дуня обернулась. На кухню вошла Таня. Она выразительно посмотрела на фасоль и поинтересовалась:

– Это заготовка для растительной каши?

Дуня утвердительно кивнула головой.

– А для людей еда есть? – дочь устроилась за столом и взяла с тарелки хрустящий белый посыпанный мелко рубленной зеленью гренок.

– Борщ, – ответила Дуня, села рядом и тоже взяла гренок.

Вообще, они предназначались для борща, но выглядели так аппетитно…

– Мам, меня на свидание пригласили, – задумчиво произнесла Таня.

– Когда? – Дуня не донесла хрустящий хлеб до рта.

– Сегодня вечером. Вот думаю: пойти – не пойти…

То, что дочь нравится мальчикам, новостью не было. Нравится – еще как! И давно… да всегда нравилась, с такими-то глазищами и длинной до талии косой. С самого детства, в общем. А уж когда ей исполнилось четырнадцать и фигура приобрела плавные формы, начались свидания. То кино, то кафе, то приглашения на концерты музыкальных групп районного масштаба… И такое положение вещей Таня принимала… как данность, само собой разумеющееся. Ни разу Дуня не видела дочь влюбленной, но всегда, когда речь заходила об очередном ухажере, удивлялась: когда же успела повзрослеть ее девочка, которой совсем недавно заплетали косички и покупали платья с оборочками как у принцесс.

Сейчас предпочтение сдвинулось в сторону джинсов, футболок и высокого, забранного у затылка цветной резинкой хвоста.

Таня привыкла нравиться. И Дуня не раз задавалась вопросом, что будет, когда ее дочь влюбится. Наконец-то и по-настоящему. Ведь однажды такое случится. Не может не случиться. Как это будет? Когда это будет? Кто это будет? И что в итоге получится?

– Он тебе нравится? – спросила, разглядывая гренок.

Совсем взрослая дочь, через год школу окончит.

– Этот ботаник? Нет, конечно, – беззаботно ответила Таня, с удовольствием хрустя поджаренным хлебом. – Умненький мальчик, знающий все на свете, – такая скукотища.

Дуня хотела задать вопрос «Так зачем тогда ты думаешь о свидании с ним?», но не успела. Женское уединение было нарушено, в кухню вошел Иван со страдальческим выражением лица. Увидел сковородку с фасолью и обреченно спросил:

– Это что?

Девочки ответили хором:

– Заготовка для растительной каши!

– А для людей еда есть?

– Борщ!

И тут из-за стены под аккомпанемент двух гитарных струн громким альтино раздалось: