Синие тюльпаны

Блат противоречил интеллигентским принципам Милия Алексеевича, но принцип не отвергал исключения: башуцкие вечно оглядываются на особенности индивидуальные. Им, видите ли, не "объективка" важна, а сама по себе личность.

Так вот, с одной стороны, тонкогубый педант с полированными ногтями был обер-шпионом и в ведомстве де Санглена, и теперь в ведомстве Бенкендорфа. С другой стороны, он был, по свидетельству Пушкина, добрым, честным и твердым. Злой мемуарист Вигель подтверждал: фон Фок совсем не был зол и ничьей погибели не искал. Чего ж еще? В особенности если провести одну из тех исторических параллелей, о рискованности которых зловеще предупреждал Лютый,- параллель с грибами-бздюхами.

Итак, Бенкендорф оставил Петербург, в Петербурге оставил фон Фока. Александр Христофорович праздновал коронацию. Максим Яковлевич не праздничал. У него водилась агентура времен де Санглена; была и добровольная, что называется, con amorе, или, как говорил Бенкендорф, "добромыслящая". Были у фон Фока, человека образованного, умного, общитель-ного, и обширные связи, вовсе не шпионские - десять лет минуло, как его избрали почетным членом Вольного общества любителей российской словесности. Минет еще несколько лет, он окажет словесности услугу: наветы Булгарина расшиты фон Фоковым бисером. Должно быть, слог профессионала казался любителю слишком вульгарным. А как же Пушкин-то: добрый, честный? Пушкин был и проницателен и доверчив. А может, прослышал, что именно фон Фок дозволил декабристу Батенькову, заключенному в каземате Алексеевского равелина и покушавшемуся на самоубийство, разбить на тюремном дворике цветничок?..

Но покамест, летом и в начале осени восемьсот двадцать шестого года, Максим Яковлевич аккуратно посылает своему шефу депешу за депешей. Их плавное течение подергивалось легкой рябью грациозных вольностей, отчего депеши звучали несколько интимно, не утрачивая, однако, должной почтительности. Так пишут шефу, будучи уверенным в его и служебном и домашнем благорасположении.

Французскому не учили в василеостровской школе, флер депеш ускользнул от Милия Алексеевича. Суть была внятной - школила жизнь. Он стал выписывать, упрочиваясь в мысли здравой - о постоянстве явления, и, покоряясь мысли иллюзорной - о возможности тайной полиции ратоборствовать с тайной бюрократической.

Фон Фок сообщал. Фон Фок рассуждал. Фон Фок резюмировал.

В продолжение 25 лет бюрократия питалась лихоимством, совершаемым с бесстыдством и безнаказанностью. Для удовлетворения оскорбленного общества нужно, чтобы были приняты меры, парализующие тот порядок, который был выгоден лишь одним общественным пиявкам. На них-то и должно пасть наказание.

Теперь, или никогда, самое время приступить к реформам в судебном и административном ведомствах, не действуя, впрочем, слишком решительно.

Говорят, что злоупотребления, продажность и безнравственность возросли до такой степени, что расшатали основы всех классов общества без исключения. Все надо исправлять, все надо преобразовывать. Поэтому в среде бюрократии общая тревога.

Бюрократия - истинная гидра, которую можно уничтожить только продолжительным трудом, неустанно добираясь до самого корня зла. Бюрократия - это гложущий червь, которого следует уничтожать огнем или железом; в противном случае невозможны ни личная безопас-ность, ни осуществление самых благих и хорошо обдуманных намерений, которые, конечно, противны интересам этой гидры, более опасной, чем сказочная гидра. Министры, высшие чиновники не хотят пожертвовать общему благу ни своим влиянием, ни своей властью. Их клиенты и подчиненные следуют тому же примеру. Надзор должен удвоить свою деятельность и старания, чтобы предупредить глухую реакцию со стороны бюрократии, приверженцы которой действуют совокупно, верные тому принципу, что цель оправдывает средства.

В деле искоренения злоупотреблений все зависит от обстоятельств и от той быстроты, с какой будут проведены придуманные для этой цели меры. Они должны являться неожиданно и разражаться как гром, чтобы толпа злонамеренных людей, заинтересованных в сохранении злоупотреблений, не могла сплотиться и образовать непреодолимый заговор.

Низшие классы, думавшие прежде только о своих собственных делах, анализируют в настоящее время все правительственные распоряжения; от этого происходит то, что за ними теперь труднее следить.

Милий Алексеевич, выражаясь лагерным языком, раздухарился. Можно было бы сказать - "воодушевился", но "раздухарился", вмещая одушевление, имеет оттенок иронический или самоиронический, а последнее вибрировало в его голосовых связках: "Былое пророчествует! Былое пророчествует!" Милию Алексеевичу стало весело.