Синие горы

Поезд Лины уходил раньше. Павлуша провожал. Он сам взял билет для нее и потом сказал, что в один поезд не было. Народ суетился вокруг, кто-то из знакомых ребят подходил прощаться, и тогда его оттирали в сторону. Но Лина искала его глазами:

— Павлуша, ты здесь?!

— Здесь, здесь.

За минуту до отхода они, наконец, остались вдвоем, но Павлуша начал говорить про Юру Мухина, что он, наверное, сейчас к перевалу подходит и какой у него порядок в группе. Они поспорили с Линой, хороший ли из него получится командир. Павлуша говорил, что хороший, и поезд тронулся.

Павлуша махал рукой, и Лина махала рукой. Вагон уходил все дальше и дальше. Павлуша опустил руку в карман за платком и нащупал Линину шляпу. Он рванулся вперед и побежал по перрону, расталкивая каких-то людей. Они кричали ему вслед что-то сердитое, но он бежал, зажав в руке шляпу так, как будто от того, догонит ли он Линин вагон, зависит его и ее жизнь и вообще существование этого мира.

— Лина, — прерывающимся голосом крикнул он, когда понял, что догнать не сможет. — Адрес?! Скажи адрес? Шляпа! Вот… Пришлю…

Но поезд уже набрал скорость, и, когда Павлуша, чуть не свалившись, остановился на краю платформы, ему послышалось, что Лина крикнула:

— Оставь у себя!.. Встретимся здесь же!..

ЗИМОЙ

Осень в горах наступает внезапно.

Еще вчера возвращались с восхождений усталые, но возбужденные своими победами альпинисты. Их встречали на линейке цветами. Девушки обнимали подруг, обменивались рукопожатиями юноши. Звенели песни, сверкало солнце, гулко ухал мяч на волейбольной площадке. В столовой, к огорчению дежурного, было всегда очень шумно.

А сегодня утром все погрузились на машины и уехали. Долго еще, отражаясь в скалах, то затухая, то вдруг снова вспыхивая, летела над долиной песня. Но и она умолкла вдали.

В наступившей тишине отчетливо стал слышен грозный рев реки. Первые желтые листья упали в холодную стремительную воду и понеслись, кружась и ныряя, вниз, в долину, вслед за машинами.

Лагерь опустел…

Вырастая над снегами и черными скалами, клубятся плотные молочно-белые облака и надвигаются на солнце. Впереди них в светло-синем небе скользят легкие, почти прозрачные перистые облачка — цирусы. В долине пока тихо. Лишь наверху злобно хозяйничает ветер, срывая с вершин снег. Горы дымятся белыми факелами. На гребне сейчас не устоять. Надо скорее спускаться, искать место для палатки, надежно крепить ее крюками к скалам и терпеливо ждать. Идет непогода…

* * *

Несколько дней неистовствовали дождь и ветер. По тропам, протоптанным альпинистами на ближних склонах, неслись потоки. Шумели деревья, шумела река. Где-то наверху, в горах, время от времени прокатывался грозный рокот. Это ветер столкнет с гребня камень, и он, падая, зацепит другой, потом еще и еще, и все вместе они ринутся вниз, подскакивая на выступах, обгоняя друг друга, сметая все, что можно смести на пути, — лавина!..

Почерневшие от дождя лагерные здания стоят заколоченные, молчаливые. На веранде клуба, на лагерной линейке, на дорожках валяются сучья и ветки, сорванные с деревьев ветром. Лишь в домике бывшей бухгалтерии лагеря по вечерам зажигается свет и желтым пятном падает на мокрую, унылую траву под окном.

В домике живут добровольно оставшиеся на зимовку завскладом снаряжения Матвей Иванович и радист Коля Плечко… Задача их как будто несложная: охранять лагерь да вести, по просьбе метеостанции заповедника, кое-какие наблюдения. С этой задачей справился бы и один человек, но с одним-то человеком в горах мало ли что может случиться. Кроме того, дорогу к лагерю скоро занесет снегом, и единственная связь с внешним миром будет радио.

У Матвея Ивановича три зверя: молодой пес Кулуар, кабанчик английской породы Джи и кокетливая, красивая кошка Брыська. Они тоже остаются на зимовку.

Кулуар — сын горной овчарки. Матвей Иванович получил его в подарок от своего друга чабана маленьким косолапым щенком, толстым и лохматым, похожим на медвежонка. Сейчас Кулуар вырос. Ростом, широкой грудью, крепкими мускулами он обещает быть посильнее своей матери, которая однажды в единоборстве с волками, напавшими на стадо, задушила двух серых разбойников.

* * *

После ненастья вернулись ясные дни. Облака, перевалив через боковые хребты, ушли куда-то на север. Но все изменилось. Солнце стало не таким жарким, как прежде, небо — не таким синим. В особенно прозрачном осеннем воздухе отчетливо виднелись дальние вершины, которые летом за знойным маревом лишь угадывались. Дождь, ливший в долине, наверху, в горах, выпал снегом, и черные скалы и жандармы на предвершинных гребнях стали неузнаваемы.

Этот первый снег на скалах еще растает, но он коварен. Днем на солнце он, подтаивая, сочится тысячами ручейков, а ночью сковывается морозом. Скалы обледеневают, и случись идти по ним — нет труднее и опаснее пути…

Буки тихо роняют пожелтевшие широкие листья.

Матвей Иванович выносит на солнце для просушки перед длительным хранением альпинистское снаряжение: палатки, штормовые костюмы, спальные мешки, окованные горные ботинки, сплетенные из эластичных капроновых волокон веревки.