Синие фонари (сборник)

— Не волнуйся! Я пришел всего на несколько минут, чтобы извиниться за происшедшее. Я не хотел этого… Не думай, что я слежу за тобой, собираюсь тебя преследовать. Этого нет и не было у меня в мыслях, клянусь всем, самым для меня святым! Я совершенно случайно узнал твою тайну. И то, что узнал, наполнило мое сердце уважением к тебе. Не думай обо мне плохо… Я не подлец и не способен поставить под угрозу благополучие и спокойствие твоей семьи, потому что именно спокойствия и благополучия я желаю тебе больше всего на свете.

Понемногу гнев ее остыл, лицо стало печальным. Я приблизился к ней:

— Поверь, я пришел к тебе как друг, с самыми добрыми и искренними намерениями. Мне хочется с тобой поговорить. Удели мне несколько минут. Дай руку.

Внезапно она сама взяла меня за руку и направилась в спальню, но я решительно воспротивился:

— Нет, нет! Не надо этого. Сядем лучше здесь, в холле. Здесь удобнее.

Она бросила на меня удивленный взгляд, но послушалась. Мы сели на софу, и я стал нежно гладить ее руку.

— Зачем ты скрывала от меня все это? — нарушил я молчание.

— Я не могла иначе. Там мое убежище, там я забываю свой позор, грязь, окружающую меня. Там мой сын, единственное мое сокровище, ради которого я живу. Я хочу воспитать его честным, порядочным человеком. Ради его счастья я готова на все.

Она помолчала, затем продолжала срывающимся голосом, все более и более, волнуясь:

— Мой сын не должен знать унизительной нужды и лишений, Я хлебнула в жизни немало горя и буду оберегать от него сына, пока бьется мое сердце.

— Но ведь ты могла бы обеспечить счастливую жизнь сыну иным путем, — осторожно сказал я.

— Мы с тобой уже говорили на эту тему! — ответила она твердо. — Мне нужно очень много денег. Я хочу дать сыну лучшее воспитание и образование, хочу сделать из него достойного человека.

Она неотрывно смотрела в угол комнаты, — казалось, будто она видит там своего мальчика.

— Я даю ему все. Он должен быть красиво одет, есть только самые вкусные вещи, учиться в лучшей школе. Он должен жить так, как живут дети избранного общества.

Вдруг лицо ее озарила светлая улыбка, и она сказала с милой непосредственностью:

— Представляешь, ему еще нет и восьми, а он уже болтает по-английски, по-французски и по-итальянски! Мог бы выбранить меня сразу на трех языках! Если бы ты знал, какой это живой и ласковый ребенок! — И она засмеялась.

— Как бы мне хотелось познакомиться с ним поближе!

— Ты правду говоришь?

— Конечно, я очень люблю способных, смышленых детей.

Ее глаза заблестели:

— Я буду очень рада, если ты с ним познакомишься и подружишься. Увидишь, он даже лучше, чем я его описываю.

— Но где же я с ним встречусь?

Подумав секунду, она предложила:

— Хочешь, я приглашу тебя на чай?

— Туда?!

— Ну да, к нам домой на привокзальную площадь. Туда тебя приглашает Бахийя.

— Насколько я помню, Бахийя угрожала убить меня, если я появлюсь на пороге ее квартиры?

Она ласково погладила мою руку:

— Да покарает Аллах того, кто захочет причинить тебе зло.

— Правда?

— Правда! Итак, я приглашаю тебя в гости завтра к шести.

— Могу я спросить о причине такой удивительной перемены?

— Не знаю… скажу одно — я чувствую к тебе безграничное доверие.

— Благодарю! Постараюсь всегда быть достойным этого доверия, оно мне очень дорого!

— Я представлю тебя как своего жениха.

— Жениха?!

— Ну да. Ведь на ту квартиру ко мне может прийти только мой жених.

— Замечательно!..

— Запомни: я познакомилась с тобой в госпитале, где работаю сестрой. Много работаю, даже ночью. Что касается тебя, то ты проходишь практику в том же госпитале.

— Прекрасно! Значит, я…

— Пока еще не врач. Студент-выпускник.

— Великолепно!

— Итак, познакомились мы в госпитале. И влюбились друг в друга. Ты сделал мне предложение, и мы решили пожениться.

— Совсем как в романе!

— В доме Бахийи ты будешь юношей, воспитанным в старых традициях, весьма скромным, серьезным, может, даже застенчивым, как девушка.

— Я постараюсь как можно лучше сыграть свою новую роль.

— Может быть, тебе не по вкусу роль моего жениха?

— Что ты! Но это ведь только спектакль.

— Хотя бы и так…

— А не кажется ли тебе, что это самый настоящий обман?

Она метнула на меня сердитый взгляд:

— Ради бога, Фахим, не осложняй жизнь. Обойдись на этот раз без философских рассуждений.

Я засмеялся:

— Ты права, не надо ничего осложнять. Не сердись, я сделаю все так, как ты хочешь.

Но она не успокоилась.

— Обман?! — воскликнула она, вскочив. — О каком обмане говоришь ты, умник?

Пристально глядя мне в глаза, она сказала:

— Все мы обманщики, все! Или ты хочешь сказать, что сам никого никогда не обманывал? Ну-ка, скажи! Никогда не лгал, не лицемерил, не притворялся?

— Довольно! Довольно! Признаю́сь — я дьявол в образе человеческом.

Мы рассмеялись. Она прижалась ко мне:

— Ты мое счастье! Любовь моя! Сокровище!

Наши губы слились в страстном поцелуе. Вдруг раздался резкий звонок. Наваим вырвалась из моих объятий и бросилась к двери. На пороге стоял английский офицер. Она встретила его радостной улыбкой. Гордо подняв голову и бросив на офицера взгляд, исполненный презрения, я твердым шагом прошествовал к двери.