– Вы позволите, господа? – раздался от двери чей-то тихий голос. Ник и Монтини, вздрогнув, резко обернулись. У входа, немного опираясь на тонкую трость, стоял невысокий японец в скромном, но опрятном черном костюме. – Я думаю, будет лучше, если Татьяна немного побудет в этом состоянии.
Ник, часто заморгав, сделал несколько судорожных глотков воздуха, пытаясь подавить вдруг возникшую в груди тупую боль.
– У вас спазмы коронарных сосудов. Приступ стенокардии, – проговорил незнакомец, заглянув в глаза Ривье. – Это от нервного напряжения. У вас резко повысилось кровяное давление. Сейчас я устраню этот болезненный синдром.
Действительно, боль сразу отступила и Ник, рефлекторно потерев грудь, снова стал дышать ровно и спокойно.
– Кто вы такой, черт возьми, – выпалил Монтини, падая в кресло. – Мне кажется, я вас где-то видел.
– А вы, теоретики, вообще не видите дальше своего носа, – сказал японец, не двигаясь с места. – Хотя, может быть, я немного переборщил с выбором формы.
– Профессор Хироши Ишихара... Научный куратор моей докторской диссертации, – рассеянно пробормотал Ривье.
– В некотором смысле да, – скромно улыбнулся гость.
– Но это невозможно. Вы умерли шесть лет назад. Я сам был на ваших похоронах, – не веря своим глазам, проговорил Ник.
– Как сказала ваша коллега несколько минут назад – это вполне возможно, хотя и чертовски трудно на вашем уровне.
– А-а, профессор Ишихара, теперь я вас вспомнил, – итальянец понимающе покивал головой. – Читал я пару ваших статей. Ничего особенного, хотя ваша интерпретация теории струн на уровне первичных взаимодействий меня очень позабавила. Но вы ведь действительно умерли, – Майк обернулся к Нику и прошептал: – Все это иллюзия, вызванная гипнотическим воздействием. Наверно, где-то рядом работает заумная психотронная установка, которая влияет на наши мозги. Надо сосредоточиться и усилием воли выйти из сеанса.
– Насчет иллюзии вы почти правы, но мне часто приходится применять этот прием, чтобы привлечь внимание людей и сделать это, не напугав их до смерти, – сказал, посерьезнев, японец. – Но, должен сказать, я очень устойчивая и настойчивая иллюзия.
– Хорошо. Я принимаю вашу игру, – с вызовом согласился Монтини. – Только скажите, кто вы. На какую разведку работаете? ЦРУ? Израиль? Англичане? Думаю, больше никто в округе на такие трюки не способен. Каковы ваши требования? И отпустите Татьяну. Больно смотреть, как она пялится выпученными глазами на экран.
– Думаю, это будет не совсем правильное решение. Она, в отличие от вас, кадровый разведчик и умеет пользоваться оружием.
– Не надо, Майк, – борясь с дурным предчувствием, попросил Ривье.
– Да ладно! Это же иллюзия. Чего он боится. Давай, отпускай Татьяну, иначе разговора не получится.
– Разговор состоится в любом случае, – на губах японца снова появилась скромная улыбка. – Но хорошо. Ваша подруга свободна.
Резко выдохнув, Татьяна, не оборачиваясь, несколько раз надавила иконку синхронизатора, увидела на экране, что ничего не произошло, бросила быстрый взгляд на застывший на пятнадцати секундах таймер, на зависшую в воздухе чашку кофе и, выругавшись на русском, резко повернулась в кресле.
– Я все слышала. Профессор Ишихара умер шесть лет назад. Посмотрим, что это за иллюзия.
Ее рука сдвинулась в сторону от клавиатуры на небольшую стопку бумаги, на которой лежал ажурной работы бронзовый нож для вскрытия конвертов. Движение броска было плавным, но в то же время молниеносно быстрым. Профессор захрипел и схватился обеими руками за горло, из которого на белоснежную рубашку тонким пульсирующим фонтанчиком била кровь. Не отнимая рук от горла, Ишихара упал на колени и неуклюже повалился на бок.
– Что ты наделала! Профессор! Профессор! – закричал Ник и бросился к бьющемуся в конвульсиях японцу.
– Я же говорил, она умеет обращаться с оружием, – сквозь бульканье крови пробормотал Ишихара и, закатив глаза, уронил голову на залитый кровью ковер.
– Я ни хрена не понимаю, – зло прошипела Татьяна. – Если это иллюзия, то чертовски правдоподобная.
Все трое замерли в оцепенении, наблюдая, как на полу медленно растворяется в воздухе тело японского профессора, исчезает большое бурое пятно крови на ковровом покрытии, а острый бронзовый нож для вскрытия конвертов, некоторое время повисев в воздухе, с глухим стуком падает на ковер.
Ник, испуганно оглянувшись на коллег, взял нож и взвесил его в своей ладони.
– Если бы это была иллюзия, нож бы прошел сквозь тело и ударился в дверь, – с сомнением в голосе сказал он.
– Да какая, к черту, разница, – из голоса Монтини постепенно пропадала былая безапелляционность. – То, что ты держишь нож в руках, наверно, тоже иллюзия.
– А если нет? – повис в воздухе возникший ниоткуда вопрос, заданный голосом профессора Ишихары.
– Смотри, – почти шепотом проговорила Татьяна, указывая на зависшую в пространстве у стола чашку кофе.
Коричневая жидкость, большими неровными каплями разлившаяся в воздухе, пришла в движение, медленно возвращаясь в чашку, которая стала на блюдце и, поднявшись на уровень стола, вернулась на его поверхность.