Они шли, не меняя эшелон, над северной Италией, между Миланом и Турином. По полетному плану «Глобмастер» должен был пересечь французскую границу восточнее Монблана*
– Система сброса готова, – доложил Хаск с места второго пилота.
– Система наведения готова. Сигнал устойчивый, – отозвался Кэш, который пересел назад в кресло оператора.
– Тогда начали, – цэрэушник включил внешнюю связь. – Внимание, Женева-контроль. Это борт «джамбо-джамбо 2-7-3». Курс 340. Нахожусь над горами в зоне повышенной турбуленции. Трясет как черта на сковородке. Прошу левый разворот до 285.
– Вас вижу 2-7-3, – ответил через секунду авиадиспетчер женевского аэропорта. – Над Альпами всегда так. Ваш эшелон чист. Левый поворот до 285 разрешаю.
– Спасибо, Женева-контроль, – цэрэушник снял гарнитуру и плавно повел штурвал влево. Грузный транспортник послушно лег на крыло, медленно поворачивая нос на запад.
– Через пять минут будем над озером. Сброс скорости до 6-0-0, – громко объявил Харпер. – Готовность!
– Боекомплект готов, сэр, – серьезным тоном ответил Хаск.
– Начинаю коррекцию угла сброса и синхронизацию
Все больше ложась на левое крыло, «Глобмастер» разворачивался носом к цели. Для того чтобы планирующие бомбы легли на курс, угол их сброса не должен превышать 45 градусов. В этой операции Харпер решил перестраховаться и развернуться к цели на все тридцать, поэтому он, слушая оператора, уверенно держал штурвал в режиме левого поворота.
Точка сброса была выбрана над Женевским озером чуть южнее Лозанны. Разгрузившись, они должны были вернуться на свой курс и через несколько минут выскочить из воздушного пространства Швейцарии во Францию.
Самолет действительно несколько раз тряхнуло, когда он прошел горный массив и оказался высоко над озером.
– Угол три-ноль, сэр, – послышался голос оператора.
– Даю отсчет до сброса, – проговорил Харпер и, отсчитав вслух десять секунд, скомандовал: – Сброс!
– Да, сэр, – деловито ответил Хаск и быстро набрал команду на своем планшете.
В утробе транспортника, открывая бомболюк, недовольно заурчали приводы, потом послышался глухой щелчок, когда кронштейны отпустили первую «птичку». Жужжание поворотного механизма барабана и еще щелчок, потом еще.
– «Птички» покинули гнездо, сэр, – довольно доложил Хаск. – Все штатно.
– Началась коррекция траектории. Сигнал четкий. Отслеживаю, – раздался сзади голос оператора.
– Все. Уходим отсюда, – бросил Харпер и включил внешнюю связь. – Женева-контроль, это «джамбо-джамбо 2-7-3». Возвращаюсь на прежний курс.
Транспортник плавно начал уходить вправо, оставив за собой в ночном небе три никем не видимые точки, которые с бешеной скоростью несли свой смертоносный груз к целям.
* * *
Несмотря на поздний час и подружку, ожидающую его в баре гостиницы, где их разместили французы, майор Фоменко задержался на боевой станции. Не то чтобы в этом была необходимость, но заступающий на ночное дежурство французский капитан приволок бутылку красного вина, хрустящий багет и кружок ароматного сыра с плесенью. В обычной ситуации Фоменко как старший по званию дал бы ему взбучку, но за несколько дней, проведенных вместе с французами, он понял, что стаканчик-другой красного вина на службе был для них делом обычным, и перестал обращать на это внимание.
Заступившую на ночь дежурную смену Фоменко уже проверил. Операторы и бойцы работали, как учили – четко и без суеты. Обстановка была спокойной, и он не видел причины, почему бы не отведать предложенное ему угощение, тем более что начальство в этой миссии всячески поощряло налаживание дружеских контактов с французскими коллегами. Да и капитан Сопен был очень настойчив, видимо, стараясь отблагодарить за бутылку водки с икрой, которую они в компании других старших офицеров благополучно приговорили вчера вечером в местном баре.
Они уселись за небольшим столиком в бытовом блоке, и француз, ловко нарезав багет и сыр, наполнил небольшие, на вид очень древние стеклянные стаканчики.