— Но ты ведь, наверное, самостоятельная женщина. Разве эмансипэ плачутся?
— Никакая я не эмансипэ!
— А кто же ты еще?
— Ну, может, и так.
— Я — мужчина, который витает в облаках. Ты — женщина, которая считает деньги.
— А поэты, какие они?
— Как на картинах Пикассо. У него очень хороший набор. Рэйко вновь захихикала. Непонятно было, поняла она сказанное или нет.
— Я хочу сделать тебя своим патроном.
— А что этот патрон должен делать? — спросила Рэйко.
— Веря в мой талант, он дает мне деньги.
— Деньги, это я даю? — спросила Рэйко, неторопливо облизывая палочки для еды. — Я собиралась найти какого-нибудь человека, который заключит со мной договор на каждый месяц с помесячной оплатой.
— Если с помесячной оплатой, значит, ты будешь его содержать?
— Не обязательно содержать. Я могу встречаться только в дни, свободные от моей работы, я ведь работаю. Но думаю, как было бы хорошо, найдись такой человек хотя бы на время…
— Сомневаюсь, чтобы тебе с таким лицом…
— Лицо, в общем, неплохое.
— А квартиру ты недавно купила?
— Пятый год пошел. Рассрочка на двадцать лет.
— До цели далековато. Однако квартиру ты покупала крайне расчетливо, и если она тебе приглянулась, значит, определенно, находится в хорошем месте, верно?
— Да, от станции вроде не так далеко, и довольно тихо — хорошее место.
— Так лучше бы мы не пошли сегодня в этот скучный отель, а отправились к тебе домой!
— Домой? Домой нельзя!
— Почему?
— Я решила не пускать мужчин к себе в дом.
— Вот как, опять излюбленная чистоплотность. Сплетен боишься?
— Сплетни — это еще куда ни шло… Боюсь, если покажешь мужчине свой дом, он потом еще вздумает докучать…
— Какая бдительность!
— Правда, сейчас с домом не все в порядке.
— А что такое?
— Поблизости возводят какое-то сооружение. Все включились в движение протеста.
— Что за сооружение возводят? Дом престарелых? — спросил Фудзио, вспомнив слова Рэйко о том, что она не любит родителей.
— Тренировочный центр для детей-инвалидов.
— Так что может быть лучше?!
— Я — против. Ведь будут неприятные впечатления. Говорят, даже стоимость земли уже явно понизилась.
— Что за люди проводят движение протеста? Ты зачинщица?
— Ошибаешься. Такие, как я, никакого влияния не имеют. Поэтому, когда прозвучал призыв организовать движение протеста, все, по правде сказать, были довольны.
— Кто же считается организатором или лидером?
— Профессор университета, учитель средней школы, жена служащего торговой фирмы — все они стоят в центре движения.
— Интересная компания.
— Все это ведь образованные люди.
— И такие люди называются образованными?
— Все они окончили университеты.
Фудзио от начала до конца готов был играть роль безалаберного человека, но ничего не мог поделать с чувством обиды, которое вскипало в его душе.
— В отличие от тебя, я, напротив, приветствую учреждение для детей-инвалидов. А если бы соорудили зал игровых автоматов, только представь, какой временами стоял бы жуткий грохот! Пусть эти залы делают с полной звукоизоляцией, но ведь невозможно, чтобы звуки не проникали наружу.
— Вот как?
— А еще лучше — тюрьма. Там тихо! Или место для сжигания мусора. Оно в самом деле красивое. Там среди мусора сажают цветы.
— Да? Мне все это отвратительно.
— Тогда где же вообще можно устраивать тюрьмы и места для сжигания мусора? — заинтересованно спросил Фудзио.
— Ну, этого я не знаю.
— Словом, ты беспокоишься, как бы их не устроили рядом с твоим домом, а если устроят рядом с другим домом, то, значит, можно?
— Не знаю. Думать о таких вещах — дело политиков, наверное. Например, почему не устроить их на отвоеванных у моря участках земли, где нет жилой застройки…
— Даже если их можно строить только на засыпанных участках прибрежной полосы, думаю, к алчным людям, вроде вас, не обратишься ведь со словами: «Очень вас просим», или «Поймите, пожалуйста»…
— Во всяком случае, мы обладаем свободой, чтобы защитить собственную жизнь. Это основа демократии.
— Вот оно что? А для поэта демократия — это враг. Ведь что такое демократия? Это когда все должны довольствоваться малым. Я уже это проходил.
Рэйки недовольно молчала.
— Ну, не возбуждайся так. Прибереги свое возбуждение для другого дела, — хитро засмеялся Фудзио. — Я сейчас пойду принять душ, а ты тем временем почисти зубы. Иначе со своим пахучим ртом все поцелуи испортишь. Я ведь — поэт, и к таким вещам чрезвычайно чувствителен.
— Ладно.
Фудзио в ванной комнате повернул кран. Он считал, что это захудалый отель, но напор в душе был превосходным.
Ниже рукоятки жестко закрепленного душа находилось пластиковое сиденье, и под струями упругой воды Фудзио лениво наслаждался ощущением тепла. Страшный ливень, бушевавший снаружи, вплетался в звуки падающей воды, и временами ему даже казалось, что он сидит под дождем. В таком состоянии ему представилось бесконечно далеким и то, что семья Ёко Мики отчаянно ее разыскивает, и то, что обнаружено тело Томоко Симады, и то, что полиция дала делу ход — все это, вместе взятое, на время было забыто.