Синее море

М и х а и л  П а в л о в и ч. В этом ли суть? (Повысив голос.) Ермолов забыл, что Кавказ — не его вотчина, а государева! Быть там графу Паскевичу!.. Трудная миссия — в делах азиатских разбираться. А Грибоедов в них весьма искушен — что в Грузии, что в Персии… (Прищурился.) Жена графа, Елизавета Алексеевна, как ему приходится — кузиной? А он, стало быть, графу — шурин?

Л е в а ш е в. Но он же преступник, ваше высочество! Гораздо более преступник, чем многие из названных лиц! Литератор! Его комедия возмутительна! Он пишет, его не дозволяют к печати, а стишки его разгуливают по свету. И ведь он еще будет писать и напишет, бог знает что напишет…

М и х а и л  П а в л о в и ч. Вы полагаете?

Б л у д о в (листая бумаги). Опять ложь. В Общество российской словесности он вступил отнюдь не в мае двадцать пятого, а в декабре двадцать четвертого года…

М и х а и л  П а в л о в и ч. Дмитрий Николаевич! Ну и пусть! (Левашеву.) Неужели вы полагаете, что освобожденный Грибоедов будет волен в своей жизни и в своих поступках? Нет и нет. Он будет, Василий Васильевич, состоять при графе, и уж наверно не как автор, поверьте мне. Мне кажется, он получил достаточный урок.

Л е в а ш е в (пораженный). Освободить?

М и х а и л  П а в л о в и ч. Я полагаю. С очистительным паспортом, на что и будет резолюция самого государя императора. И — на Кавказ, обратно на Кавказ, в Тифлис, в Тифлис, и как можно скорее!

Л е в а ш е в. Легок твой бог, комедийный писатель! Хитер, хитер! И, никак, родился под счастливой звездой!

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Апрель 1828 года.

Санкт-Петербург. Кабинет в квартире Булгарина. Сумерки. Г р и б о е д о в, одетый, спит на диване. В глубине сцены отворяется дверь, и, стараясь двигаться бесшумно, появляется  Б у л г а р и н, в халате, с зажженной свечой в руках.

Г р и б о е д о в (не видит его, привстал). Сон… Опять сон… И как будто из тьмы — Главный штаб, Петропавловская крепость…

Б у л г а р и н. Александр, опомнись! Что с тобой?.. Ты у меня, у своего первейшего друга, у Фаддея Булгарина…

Г р и б о е д о в. Там свеча, тут темно…

Б у л г а р и н. Опомнись, опомнись, что за вздор! Сколько лет прошло! Все переменилось и все забыто…

Г р и б о е д о в (думая о своем). Да, да, это ты.

Б у л г а р и н. Разумеется, я! У тебя удача, успех! Государь удостоверился, что подозрения против тебя напрасны, и вот ты опять на дипломатической службе. И какой! Тифлис, Армения, Персия! Победоносный мир в Туркманчае, достигнутый силой твоего ума, потряс буквально весь Петербург! Тебя встретили пушечными салютами, ты гость желанный в лучших домах…

Г р и б о е д о в. Постой. (Сидит на диване, покачиваясь.) Я лежал и думал… Три, нет… два года тому назад меня допрашивал тот самый граф Левашев, с которым я обедал сегодня…

Б у л г а р и н. Он очень расположен к тебе.

Г р и б о е д о в. Расположен?.. Постой, еще не все. Был на обеде также и Павел Васильевич Голенищев-Кутузов. Знаешь его?

Б у л г а р и н. Немножко. А что?

Г р и б о е д о в. Не притворяйся — хорошо знаешь. Он как раз и распоряжался повешеньем пятерых, скомандовав: «Вешать снова!», когда один сорвался. Теперь — полный генерал.

Б у л г а р и н. Не надо об этом, прошу тебя.

Г р и б о е д о в. Изволь, молчу.

Б у л г а р и н. Не смейся, думаешь, мне легко?

Г р и б о е д о в. Неужто трудно?

Б у л г а р и н. Мое польское происхождение. Моя дружба (шепотом) с некоторыми из погибших…

Г р и б о е д о в. Из повешенных. И со мной.

Б у л г а р и н. От дружбы с тобой я никогда не отказывался, Александр, никогда!

Г р и б о е д о в. Да, конечно. Но я не верю в бескорыстие отношений человеческих. (Встал.) Не беспокойся обо мне. Все эти сны и мысли не более как от тяжелого обеда.

Б у л г а р и н (обрадовался, что тема разговора переменилась). Ты должен привыкать к разным обедам. А когда — в Персии, с персиянами? (Зажигает свечи на столе и у книжных полок.)

Г р и б о е д о в. Помилуй, там не едят так много. И к тому же нам быть еще сегодня на бале.

Б у л г а р и н. О! Граф Нессельрод попросту не приглашает! Я жду от него больших известий для тебя.

Г р и б о е д о в. Избави бог. Я постараюсь улизнуть пораньше.

Б у л г а р и н. Э, нет! Я сам пробуду до конца, хотя мне еще статью писать. (Располагается на диване, благодушествуя.) Да! Статью! Вот, брат, какая жизнь. Уж и сил не хватает. Поверишь ли, сегодня опять в цензуру таскали. Как так, говорят, у вас описание Санкт-Петербурга, а погода, пишете, плохая. Почему — плохая? Не намек ли?