Sindroma unicuma.Предновогодье. Внутренние связи

Первоначально, увидев декана сидящим в кресле, я решила, что передо мной маленький грузный толстячок, однако сейчас, когда он возвышался над столом в порыве творческого энтузиазма, я поняла, что крайне заблуждалась. Генрих Генрихович оказался высок и могуч. Не обладая атлетической фигурой, он, меж тем, имел плотное телосложение без лишней обрюзглости. Черный костюм-тройка, курчавые темные волосы и классическая бородка оттеняли бледное лицо мужчины.

Засунув руки в карманы брюк, отчего борта пиджака разошлись, открывая небольшой животик, поддерживаемый элегантной жилеткой, Стопятнадцатый развернулся лицом к окну и, задрав подбородок, устремился взглядом в далекие заоконные дали. После чего начал нараспев читать зычным голосом:

— Белую розу сорву, печалью тебя осыплю.
Тщетно зову, ты не ждешь меня больше,
Озаряет томленье усталые нивы и рощи,
Заставляя биение сердца умолкнуть…

И так далее, и в таком же духе. В стихотворении — если можно считать его таковым — сквозили меланхолия и тоска по несбывшимся надеждам. Герой метался и тщетно баловал даму сердца цветочками и прочими подарками. Она же, коварная душа, вела себя стервозно, периодически пронзая сердце поклонника острыми иглами ревности.

Заунывные интонации навевали сонливость, и мои глаза норовили закрыться, причем желание возникало только одно — слепить веки намертво и уснуть наисладчайшим сном.

— Приди же, мщенья дух коварный! — воскликнул чтец громче, чем обычно, и я, вздрогнув, выплыла из сомнамбулического транса. — Ну, как?

— А-а… э-э… — растерялась спросонья.

— Это белые стихи. Называются «Обращение к Эль», — не отрывая взора от окна, пояснил Стопятнадцатый. — Написаны здесь же, под влиянием момента. Мною.

— О! — только и смогла выдавить я.

— Эва Карловна, вы вольны сказать, что сия бредятина… есть бредятина. Соглашусь, не обижаясь, — поэт-белостишец кротко взглянул на меня и снова обратился к пейзажу за стеклом.

— Ну, что вы, Генрих Генрихович! Даже очень… мило. Местами сильно и с надрывом.

— Да? — декан вернулся в кресло, натужно заскрипевшее под его весом. — Приятно слышать столь лестное мнение постороннего человека. Я, знаете ли, люблю пописывать этакое… Ненавязчивое и отвлекающее от серых будней. При случае что-нибудь вам почитаю, из раннего.

— Буду рада, — машинально согласилась я светским тоном. — В любое время, как устроюсь на новом месте.

И тут же прикусила язык от собственной наглости. Стопятнадцатый окинул меня веселым взглядом:

— Поспешите, учащаяся, и не забудьте вовремя поставить соответствующую цель перед собой. Вернее, перед нужной дверью. Ваши документы на столе.

В сумятице я покинула кабинет декана и отправилась на поиски отдела кадров, не подозревая о том, что едва за мною закрылась дверь, Генрих Генрихович Стопятнадцатый взял с полки зеркальце и принялся внимательно разглядывать себя.

Он необычайно разволновался решимостью, с коей прочитал свое творение незнакомой маленькой девчонке. Однако желание высказаться перед ней рвалось откуда-то из глубины, раздирая душу в кровь, и Стопятнадцатый не смог отказать себе в небольшом мазохизме.

Никогда и ни с кем прежде он не делился признаниями о невинном увлечении. И сейчас, вглядываясь в зеркальную поверхность, искал ответ на единственный вопрос: что толкнуло его, умудренного жизнью человека, на глупую откровенность?

И отражение показало ему истину.

Это могла быть 3 глава

То ли простое совпадение, то ли, действительно, цель определилась, но отдел кадров, сокрытый за бронированной дверью-сейфом, работал.

Документы приняла круглолицая румяная девушка-кадровичка. Крепенькая, сбитенькая, с россыпью мелких обесцвеченных кудряшек, она напоминала сдобную булочку, посыпанную ароматной корицей.

Ее темноволосая коллега, скучая за девственно чистым столом, разглядывала с утомленным видом маникюр на ногтях. Модная стрижка, сложная укладка, заостренные скулы, впалые щеки — эта девушка стремилась соответствовать современным эталонам красоты.

Пока я заполняла необходимые анкеты и заявления, Пышечка с любопытством поглядывала на меня.

— Будете вступать в союз независимых студентов? Членские взносы — пять висоров ежемесячно, — спросила, когда я, наконец, одолела последний пункт анкеты, и поспешно добавила: — Это простая формальность. Перечень стандартных вопросов утвержден ректоратом.

— А можно подумать?

— Конечно-конечно, — закивала она. — Спрашиваю на всякий случай. Всё равно вас будут уговаривать.

Я промолчала. Лучше бы обо мне вообще забыли.

Пышечка наклонилась и поинтересовалась, понизив голос:

— В середине года и перед сессией… Неужели припекло?

Меня аж озноб пробил. Успокоив себя тем, что расспросы неизбежны, я с независимым видом пожала плечами, мол, всякое в жизни случается.