Sindroma unicuma. Эпилог

— Нет пользительнее метода, чем реабилитация в семейном кругу, — дискутировал Мелёшин-старший. — Дома и стены помогают. За последний год произошел революционный прорыв. Умения возвращаются.

— Однако потенциалы равны нулю, — не унимался руководитель страны.

— Когда-нибудь они появятся. Способности заперты как шампанское под пробкой. Если бутылку хорошо взболтать, пробка рванет, — парировал Мелёшин-старший.

Меня обсуждали как червивое яблоко на рынке. Один торгаш, утверждал, что червоточина испортила сердцевину, и яблоко проще выбросить, нежели пытаться съесть, а другой торгаш утверждал, что червячок — маленький и беспроблемный, и если приложить усилия, яблочко вскоре станет наливным без следа червивости. Сказка для дурачков, но, тем не менее, отец Егора защищал меня!

— Хорошо, — заключил Рубля. — Сроку вам — полгода…

— Год, — вставил Мелёшин-старший.

— Пусть будет год. Взболтайте, как следует, а там поглядим. Негоже разбрасываться висоратским наследием и разменивать его на пустышки.

Внимание премьер-министра переключилось на президента футбольной федерации, но по всему чувствовалось: Рубля недоволен разговором, и тем, что ему пошли наперекор, посмев возражать.

По возвращению в общежитие я провела весь вечер в прострации. Лежала на кровати, свернувшись калачиком, а Егор пытался меня растормошить.

— Ты молодец, вела себя достойно. Я чувствовал, еще секунда — и воспламенишься. Иногда нужно уметь промолчать.

Унизиться, говори уж своими словами. Выскажись я за обедом в алой зоне, и в тот же день полетели бы головы Егора и его отца, а клан Мелёшиных попал бы в немилость. Иногда нужно принимать удар, сжав зубы, и проглатывать обиду, особенно, если ты зависим от руки дающей и отбирающей. Меня назвали пустышкой и дали год на возвращение способностей. Всей жизни не хватит на то, чтобы потенциалы соскочили с вечного нуля, и висограф зашелся в пронзительном писке.

— Мы заврались. И через год я не увижу волны. Твой отец пострадает ни за что. Он уверен, что до покушения я была полноценной висораткой. Меня сошлют в лабораторию, а тебе… велят жениться по указке премьер-министра.

— Не сошлют и не прикажут, — ответил Егор уверенно. — Обещаю тебе.

— Мне страшно.

— Иди сюда, — он обнял меня и поцеловал. — Никого и ничего не бойся. За год утечет много воды, и Рублю смоет паводком.

Я хмыкнула невесело.

— Рука болит?

— Смеешься? — фыркнул Егор. — Это цветочки по сравнению с ягодками в полнолуние.

Он спрятал царапины, обмотав руку салфеткой, и «залечил» следы от ногтей, когда по завершению обеда мы сели в «Турбу».

— Премьер приготовил для тебя породистую невесту, а ты сорвался с крючка. Из-за свадьбы у твоего отца будут проблемы.

— Это вряд ли. Рубля слишком зависит от него. Сейчас только авторитетом отца и силами его департамента удается сдерживать недовольство на севере, потому что армию лихорадит. Черт, Эва, ты ничего не слышала.

Наоборот, прекрасно расслышала, чтобы тут же забыть об обеде у премьер-министра и задуматься о других вещах. Я стала подмечать многое, на что прежде не обращала внимания. Например, на днях Баста сообщила, что на лето уезжает с тетушками и кузинами на восток, чтобы навестить родственников по линии Ираиды Владимировны.

— А мама?

— Уладит кое-какие дела и тоже приедет. У-у, не хочу к черту на рога, — заныла сестрица Егора. — Там скука смертная и высокая влажность.

— Зато с Вадимом встретишься. Говорят, он уехал в те же края по делам семьи.

— Ха, по делам, как же! Он там, поди, спился и запаршивел без присмотра мамули, — развеселилась Баста, представив обросшего и проспиртованного кузена.

И Севолод отослал жену с детьми в провинцию к родственникам, и Семут проводил супругу с дочерью в Моццо на отдых. Мужчины отправляли свои семьи подальше от города. Почему? Потому что затевалось нечто непонятное и пугающее.

Апатия после унижения на обеде продлилась недолго, и я начала действовать. Пусть плешивые висораты подавятся своим превосходством!

Мой выбор пал на деньги, накопившиеся на счету Рубли. Я решила истратить всё до последнего висора. Кто знает, сегодня денежки есть, а завтра премьер-министр высоким соизволением отберет выделенную когда-то милость. Егор сначала попотешался над моей идеей, а потом сказал:

— Эвка, песочницы в квартале невидящих и игровой уголок в парке никому не нужны. Завтра ты придешь полюбоваться творением рук своих, а половина качелей переломана. И ты в обиде, и люди злые. Зри в корень. Посмотри: крыши текут, проводка старая, вентиляции в помине нет, канализация забита и ливневка тоже. В дождь невозможно проехать по улице. Вода пахнет хлоркой. Присмотрись, поспрашивай. Ты не замечаешь мелочей, с которыми люди сталкиваются каждый день. Или автобусы ходят редко, или в школе дети не питаются из-за дороговизны, или в поликлинике нет востребованных специалистов.