Sindroma unicuma. Эпилог

— Ты в порядке? Что с тобой? — спросил Егор, когда ворота распахнулись, и машина въехала на подъездную дорожку.

Ничего. Всего-навсего сбылось очередное видение, предсказанное древним артефактом. Но почему особняк Рубли затесался в мое будущее? Что нас связывает?

Добрую треть обеда я ломала голову над важностью картинки, воплотившейся в реальность. Ведь divini oculi* показывал эпохальные события, накладывающие отпечаток на дальнейшую жизнь. Чем знаменателен сегодняшний день? Может быть, после обеда премьер-министр подпишет разрешение на въезд? Сомнительное предположение. Время для особняка со шпилями еще не настало. Сперва должны произойти как минимум два или три события — бревенчатый домик, темноволосый малыш, еще что-то… не помню… Значит, сегодня не тот день и не тот час.

Обед прошел чопорно. Двадцать приглашенных, в том числе мы с Егором и его родители. А моего отца не пригласили, — отметилось машинально. Из гостей лишь я и муж моложе тридцати, прочим присутствующим — далеко за сорок. Супруга премьер-министра — дама низенькая, розовощекая и с шаром волос на затылке — смотрелась колобочком.

Не раз я представляла, как мой отец с мачехой обедают у Рубли; как Ильмира очаровывает главу страны, и он громогласно смеется; как однажды я тоже получу приглашение на обед и, моими соседями по столу окажутся министры и начальники департаментов. И вот фантазия реализовалась, но участие в изысканном пиршестве придавило меня к стулу. Горло сжал спазм, и перепелиная грудка не желала пережевываться и проглатываться.

Следуя негласному протоколу, премьер-министр чередовал прием пищи с беседой, общаясь с приглашенными последовательно: сперва с заместителем министра финансов, затем с судостроительным магнатом, после — с начальником Департамента по ценностям. Прочим гостям дозволялось вставлять реплики, поддерживая разговор.

— Ну-с, молодежь, как вам фаршированные перепелки? — спросил вдруг Рубля. Я не сразу сообразила, что он обратился ко мне и к Егору.

— Очень вкусно и аппетитно. У вашей супруги талант и немалый опыт в составлении меню, — отвесил тот комплимент, получив вежливую улыбку от дамы.

Премьер-министр прищурился. За прошедший год он изменился. Подбородок стал одутловатее, фигура — еще грузнее и бесформеннее. А еще от Рубли исходила непредсказуемость, как от царя из сказки. «Хочу — казню, хочу — помилую», — говорил его вид. — «Прямо сейчас, не сходя с этого места».

— Однако ж, прыток ты, как погляжу, — заметил руководитель страны. — Я глазом не успел моргнуть, а тебя оженили.

— Молодое дело — горячее, — вставил Мелёшин-старший. — Удержу не знает. Да и мы в этом возрасте воротили делишки будь здоров.

— Помню-помню, — протянул Рубля, вытирая губы салфеткой. — Жаль… Порушил ты мои планы, — обратился он Егору. — Как же я упустил? У меня давно имелась на примете ладная невеста.

Я потупилась, чтобы в глазах ненароком не отдалось пламя, вспыхнувшее в груди. В присутствии высокопоставленных гостей, в присутствии родителей Егора премьер-министр недвусмысленно намекнул о моей «неладности» и о месте, которое я заняла не по праву, опередив куда более достойную претендентку. А ведь когда-то Рубля называл меня деточкой и участливо расспрашивал о студенческой жизни.

— Леонисим Рикардович, да ведь я ж просил вашего согласия на руку Эвочки, — ответил смело Егор, поцеловав мою лапку. Почувствовал, что она дрожит, и не отпустил, удерживая внизу, под столом.

— С тех пор многое поменялось, — сказал премьер-министр.

Да, многое. Когда Егор просил аудиенции при заступничестве зятя, я числилась перспективной висораткой, которую глава государства был не прочь выдать замуж за одного из многочисленных родственников. А теперь стала висорической инвалидкой и бельмом на глазу висоратской нации. Разве ж допустимо популяризировать в прессе и на телевидении особу, не видящую волны? Разве ж можно смешивать кровь родовитого семейства с родословной слепой девчонки?

— Мы рассчитывали на благоприятный исход, — добавил Рубля.

Да-с, мы, наше королевское величество, надеялись, что волны вернутся к дочери министра экономики, и она засияет подобно звезде на небе, но прошло больше года, а положительных результатов нет. В утиль её как позор висоратства.

— Мы настроены на позитив, — ответил бодро Мелёшин-старший, а Ираида Владимировна послала мне мимолетную улыбку. — Это уникальный случай в медицине, и он требует вдумчивого подхода и постоянного наблюдения.

— Так давайте наблюдать в лаборатории. Будет гораздо эффективнее. — Премьер-министр откинулся на спинку жалобно скрипнувшего стула.

У меня поплыло перед глазами. Я вцепилась в руку Егора и, наверное, пропорола ногтями до крови. Сейчас вскочу и выскажу всё, что думаю о долбаном висоратстве и гуманных исследовательских методах. Да, брошу салфетку в лицо Рубле, и меня казнят. Какая разница, умереть на электрическом стуле или в закрытой лаборатории, после опытов?