— Банзай! — Я выпрыгнула из засады и навалилась на трещащий лист сверху, не позволяя Чернявенькому подняться.
— Ура! — Вадик с грохотом обрушил второй лист. В этом не было никакой необходимости, но так появление засадного полка выглядело намного эффектнее. — Бей его!
— Не надо бить! — Ирка спешно выпуталась из своих петель и примчалась на поле битвы с веревкой. — Просто свяжем его!
— Это Стокгольмский синдром, — покривился Вадик.
— Это обычная благодарность, — возразила подруга, хватая и собирая в пучок торчащие из-под завала дергающиеся конечности.
— Что, пицца вкусная была? — понятливо спросила я и, сидя, попрыгала на хрустящем гипсокартоне, утрамбовывая Чернявенького в аккуратную котлетку.
Архипов помог Ирке связать ноги бандита, ставшего пленником, после чего мы раскидали в стороны обломки листа, открывая себе вид на душевное зрелище — поверженного врага.
С минуту мы радовались, бились в кулачки. Потом Ирка вслух задумалась:
— И куда его теперь?
— В кутузку, куда ж еще! — высказался Вадик. — Звоните нашему знакомому следователю, пусть забирает клиента.
— Тихо! — шикнула я. — Еще кто-то идет!
Послушно затихли все, даже связанный Чернявенький. Вадик схватил выпавший из руки бандита-пленника ножик. Я подняла с пола обломок побольше и занесла его, как дубину народной войны. Ирка не успела вооружиться: она без своей сумки, как без рук.
Хрустя мелким мусором, из-за угла выступила тетя Ида — с фонариком в поднятой руке и вздыбившимися кудрями — точь-в-точь статуя Свободы с факелом в шипастом венке.
— Фух, отбой тревоги, — выдохнула я. — Тетя! Вы же дома должны сидеть!
— Почему обязательно дома? Я прекрасно сидела на лавочке, читала книжку, любовалась природой… Боже, вам и вправду пиццу принесли?! — Она споткнулась о короб доставщика и расстроилась: — Ну вот… А я же мясо потушила, пюре приготовила, думала, пообедаем вместе…
— И пообедаем, почему нет, — успокоила ее я, заодно заглушив урчание собственного желудка, отреагировавшего на волшебные слова «пюре» и «мясо». — Не всем из нас досталась вкусная пицца. А следователю ведь без разницы, откуда клиента в кутузку забирать. Необязательно из подвала, можно и из нашего дома.
— Тем более, что еды я приготовила много, хватит и следователю, — воспрянула духом тетушка.
— Мы повязали злодея, будете его забирать? — деловито, словно оформляя заказ на покупку с доставкой, спросила Ирка.
Я отказалась разговаривать со следователем натощак — сказала, что сделаю это только после обеда. А Ирка уже наелась бандитской пиццы и могла продолжить богатую развлекательную программу дня светской беседой.
— Что, что вы сделали? — не понял старший лейтенант.
А кто это «мы» не спросил — узнал, запомнил! Да, мы такие: запоминающиеся.
— Вашу работу мы сделали, вот что! — спешно проглотив кусок мяса, громко сказала я. — Поймали и задержали преступника!
— Какого?
Точно, у следователя же наверняка не одно-единственное дело, он самых разных преступников ловит.
— Того, который натворил дел в доме деда Чижняка! — конкретизировала я.
— А может, это не он? — прикрыв ладонью трубку, тихо молвила Ирка, явно испытывающая что-то вроде Стокгольмского синдрома — прав был Вадик.
— На обувь его посмотри, — быстро нашептала я в ответ. — Кроссовки на черной подошве, носы резиновые! Можем провести следственный эксперимент — почиркать ими по стене. Но я и так уверена, что следы совпадут.
Тарасов в трубке запросил адрес. Ирка продиктовала, выключила телефон и поторопила сидящих за столом:
— Ешьте быстрее, следователь будет через полчаса, а у нас еще чай-кофе с тортом!
Тортик я купила по дороге домой. Было у меня ощущение, что есть повод отпраздновать. Мы же преступника взяли!
Чернявенькому, кстати, тоже дали и мяса, и торта. Он, в отличие от Ирки, от еды не отказывался. Лопал — аж за ушами трещало. Тетя Ида смотрела на него с жалостью, подкладывала кусочки и причитала, как деревенская бабка, а не представительница питерской интеллигенции:
— Совсем молоденький еще… И худой… А голодный-то какой…
Я морщилась, предвидя, что еще чуть-чуть — и сердобольная тетушка предложит оставить молоденького голодного Чернявенького себе.
Волька точно будет против. Кот конкуренции за еду не потерпит.
— Плохо тебя кормил бандитский промысел? — Архипов, чтобы не поддаться жалости, распалял себя. — А теперь и вовсе баланду хлебать будешь!
Будущий заключенный плаксиво скривился — вот-вот разревется.
Отвлекая его, я снова подсела к столу:
— Слушай, а кто ты вообще такой?
— Хороший вопрос, — пробормотала Ирка. — В самом деле, кто?
— Я Муха. — Чернявенький шмыгнул носом. — Мухаммад Каримов.
— Похож на муху, — согласилась я. — А на Степана Семеновича Чижняка — ни капельки. Но представлялся его внуком, как же так?
— Он дед мой, правда! — Муха сверкнул глазами и снова поник. — Я знаю, что дед…
— Дай я догадаюсь: ты сын Юли? — Я заглянула в насупленное лицо парня. — И тебя тоже не признали? У Чижняков это прям фамильная традиция была.