— Какая разница, Идочка? Какая бы ни была Верочка, она умерла, и это ужас! — рассудила Марфинька и аккуратно, чтобы не смазать розовую помаду, укусила эклер.
— Боюсь, это только начало настоящего ужаса, — напророчила Ирка, к счастью, шепотом, и мадамы ее не услышали.
— Я думал, вечером мы погуляем по Питеру, полюбуемся белой ночью, — Архипов попытался закапризничать.
— Один уже полюбовался, — напомнила ему Ирка. — И чем это кончилось?
— А чем это кончилось? — тут же переспросила Марфинька.
— Он умер.
— Как, и он умер?!
— Кто — он? — снова не поняла тетушка.
— Какая разница, Идочка! Ты видишь, что творится — буквально все умирают!
— Так это нормально, ма шер. — Тетя успокаивающе улыбнулась подруге, глядя поверх чашки с чаем. — Мы все умрем.
— Ах, я бы восхитилась твоим здравомыслием, но мне не импонирует сама идея…
Мадамы заспорили. Мы с Иркой перемигнулись и встали из-за стола:
— Большое спасибо за вкусное угощение, но нам пора.
— Куда? Туда, где все умирают? — Теперь тетя Ида встревожилась.
— Я присмотрю, чтобы они остались живы, — пообещал ей Архипов и, растопырив руки, погнал нас с Иркой в прихожую, как гусей. — Не задерживаемся, пошевеливаемся, раньше справимся с делами — скорее пойдем гулять!
Дождь закончился, а ветер — нет. Низко летящие облака с треском распарывались о шпиль Петропавловской крепости, до которой от тетиного дома рукой подать. В такую погоду лучшей прогулкой будет короткий марш-бросок до ближайшей уютной кофейни, где можно с большим удобством устроиться на широком, как русская печь, подоконнике, с чашкой горячего напитка. Прихлебывать крепкий кофе мелкими глотками, смотреть на улицу, где гнутся деревья и пешеходы, и радоваться, что можно тихо и спокойно сидеть в тепле и ароматах свежей выпечки…
— Опять одна пойдешь? — ворчливо спросила Ирка, и я не сразу поняла, о чем это она.
Оказалось — о визите к Юле. Я замечталась и не заметила, как мы приехали на улицу Орлова, дом тринадцать.
— Смотрите, у подъезда «Скорая»! — первым увидел Архипов. — Не нравится мне это…
— Значит, вместе пойдем, — ответила на свой вопрос подруга и припарковалась неподалеку от неотложки.
Повинуясь введенному коду, открылась подъездная дверь, без промедления прибыл по вызову лифт, он вознес нас на шестой этаж — к квартире номер тридцать пять.
И снова нам не пришлось ни звонить, ни стучать!
На лестничной площадке помещались три квартиры, двери двух уже были распахнуты. Я первым делом увидела пожилую женщину с загипсованной ногой. Она стояла в открытом проеме, как в раме, опираясь на костыль. Я подумала, это к ней явилась «Скорая», но — нет, леди в гипсе была бодра и деловита.
— Люди! — обрадовалась она, увидев нас. — Как вовремя, тут очень нужна ваша помощь! Туда, скорее! — Она кивнула на вторую открытую дверь.
В тесной прихожей возились, пытаясь развернуть нагруженные носилки, девчонки в красно-синей форме работников «Скорой».
— Стоп, стоп, осадите назад, сейчас мы вам путь расчистим. — Ирка подхватила и вынесла на площадку растопырчатую рогатую вешалку, поставила ее рядом с дамой в гипсе и вернулась, продолжая командовать: — Девочки, возьмитесь с одной стороны, Вадик, ты здесь со мной, Лен, отодвинь обувницу, она мешает…
Под чутким руководством прирожденного командира дело быстро пошло на лад. Носилки сначала выплыли на лестничную площадку, а затем вдвинулись в кабину лифта. Последней из квартиры, на ходу навешивая на себя сумку, выскочила Юля. Она захлопнула дверь, втиснулась в кабину лифта пятой… Нет, шестой, если считать человека на носилках.
Я не сразу узнала в нем Чижняка-старшего — покрасневшее до малинового цвета лицо сильно меняет внешность.
— А что… — вякнула я, но никем не была услышана.
Двери лифта закрылись, кабина пошла вниз.
— Вызывайте снова, — велела мне дама в гипсе, с трудом переступив порог.
— «Скорую»? — ступила я.
— Лифт! Поедем вниз, проводим… Дай бог, чтоб не в последний путь, — покачиваясь на своем костыле, оптимистка встала рядом со мной.
Снизу донесся лязг причалившей кабины, послышались невнятные голоса — похоже, выход на финишную прямую из подъезда к «Скорой» происходил с осложнениями.
— Что тут случилось? — спросила я, дожидаясь прибытия лифта из рейса на первый этаж.
— То, чего и следовало ожидать, — вздохнула дама. — Нельзя пожилому человеку с повышенным давлением так нервничать, ничем хорошим это не заканчивается. Но как тут не нервничать? У Степана Семеновича любимый сын погиб буквально на днях.
— Единственный ребенок? — уточнила я.
— Ну, не ребенок, Степа уже взрослый был. И не совсем единственный, еще Юля осталась. — Она снова вздохнула.
Приехал лифт, звякнул и открыл нам двери.
— Поможете? — Дама закачалась, не решаясь шагнуть в кабину.
Я поддержала ее, помогла войти и встать у стенки. Нажав на кнопку с единичкой, продолжила разговор:
— Юля — это девушка, которая выбежала за носилками?