Синдром защитника

А теперь Лиса попала в оснащенную по последнему слову техники зону. Она словно оказалась на линкоре, где имелось все, чтобы начать войну. Они с Вакараем проходили мимо капсул-симуляторов и площадок полигонов, мимо оружейных стоек и лабораторий, мимо ангаров с машинами и боевыми роботами. Лиса не верила собственным глазам. Вопросы вертелись на языке, но она решила промолчать. Всю дорогу прикидывала дважды два. Ремонт нескольких секторов станции, модернизация доков и Убежища вряд ли сделаны на деньги, которые приносили древние заводы и фермы ячеек Сопротивления. Скорее всего, Ориваль финансируют. Кто-то могущественный, кто-то, кому Орден перешел дорогу. Очевидно, что в Сопротивлении больше не намерены прятаться и заниматься мелкими пакостями. Они готовятся к чему-то масштабному, и она не собиралась это пропускать.

– Василиса, проходи, – улыбнулся дядя, когда они вошли в кабинет.

Лиса поблагодарила Вакарая, на что он потребовал срочно обменяться номерами, а потом скрылся в длинном мрачном коридоре.

Полянский принялся спешно сгребать со стола документы, чтобы создать хотя бы видимость порядка – аккуратностью дядя никогда не отличался. Все файлы в его кабинете оказались бумажными, как и висящие на стенах карты. По-видимому, сеть и хэндкомы он до сих пор терпеть не может.

– Выспалась? – спросил Марк, запихивая кипу бумаг в ящик стола.

– Еще как. Будто в раю побывала.

Освободив от книг стул, Лиса села. Полянский поправил очки и пристально на нее посмотрел. Зачем он носит эти стеклянные штуки, когда коррекция зрения займет всего несколько минут? Дядя всегда казался странным. Он упорно отказывался принимать все новое, обращаясь к культу древности. Это касалось не только очков, но и подхода к делам.

– Василиса, ты хорошо подумала над тем, что сказала вчера?

– Да. Я хочу остаться на Ориваль и присоединиться к Сопротивлению. Знаю, моя мать была против, но прятаться больше не собираюсь. Инквизиция заплатит за ее смерть, за смерть Евгении и остальных.

– Мне жаль. Рэйчел не заслуживала этого. Она была нашей надеждой. Она… Лиса, не ищи смысла жизни в мести. Это не облегчит страданий. Если твоя цель месть, то я тебе не помощник.

– Речь не о мести, просто дай возможность бороться! Направь, и я буду делать все, чтобы труд моей матери не пропал даром.

– Ты так на нее похожа, – печально улыбнулся Полянский. – Смотрю на тебя, и будто вижу Рэйчел в те годы, когда мы были молоды и так же безрассудны. Но ты…

Лиса мысленно достроила фразу: «никогда не станешь такой». Куда бы она ни шла, с кем бы ни говорила – всегда натыкалась на сравнение. Людей будто заклинило: «Рэйчел, Рэйчел…»

– Конечно, я не Рэйчел. Ведь у меня нет ее знаний, нет связей, у меня даже имени нет. Я всего лишь ее тень. Плохо срисованная копия. Ты это хотел сказать?

Марк сжал губы в тонкую ниточку. Взгляд прожег.

– Не говори так. Ты даже не представляешь, насколько ценна и что можешь сделать для будущего эспиритуалов. Твои способности…

– Бесполезны! – вспылила Лиса, надоело с детства слушать одно и то же. – Какой от них прок, если я не имею права ими пользоваться? И вовсе они не уникальные. Дэн Кальбери тоже обладал даром пирокинеза.

– Только жил он шестьсот лет назад, а парапсихологи по сей день спорят, существовал ли этот человек вообще. Пойми, дело даже не в способностях.

– А в чем?

– В твоем геноме, он абсолютно чист. Рэйчел никогда не принимала псион, как и ты.

– А мой отец? Тоже не принимал? – ехидно спросила Лиса.

Марк потупил взгляд и принялся теребить дужку очков.

– Не знаю, – выдавил он.

– Вот именно. Она никогда о нем не говорила, делая вид, что нашла меня в капусте.

– Не ёрничай, – остудил Марк и затянул тоном, годным для публичных агитаций: – Пойми, псион вовсе не лекарство от одержимости. Это наркотик, разрушающий наши гены, купирующий мутации. Орден превратил нас в подконтрольное стадо, снабдив чипами, а потом сделал каждого эспиритуала наркоманом, неспособным дышать без псиона. Люди нас боятся, отказываются признать, что эспиритуалы – новый виток в эволюции человечества. Сколько длится это глупое противостояние? Костры инквизиции все еще горят, только теперь в иной форме, но никто не желает этого замечать. Политики делают вид, будто проблемы нет, а есть лишь угроза с нашей стороны. Обществу и подавно плевать. Их волнует одно: чтобы эспы – одержимые, психи, колдуны и ведьмы – не ходили в школу с их детьми, не трудились рядом с ними в новых офисах. Чтобы держались подальше, а лучше вовсе исчезли. А ты – доказательство того, что можно жить без псиона и не стать одержимым, даже сделаться сильнее.

Лиса не слышала слов дяди. Перед глазами стояла жуткая картина: академия Психеи, стеклянная комната и она… Маленькая плачущая девочка, запертая внутри. А рядом дисплеи и медицинские манипуляторы, и на висках холодные присоски датчиков, и на исколотых руках катетеры для капельниц…

– Эту теорию мне вливали в уши сотни раз, – зло сказала она. – Но все равно не перестану считать ее бредом. Мать уверяла, что мой дар можно развить, но это глупости. Никому не дано больше одной способности.