— Смотри, Никита, потом не простишь себе, мать все-таки, — она его еще и уговаривает приехать и проститься с женщиной, которая сломала ей жизнь и разлучила с любимым человеком.
— Котенок, я понимаю, что сволочью выгляжу в твоих глазах. Ты уж сделай все как положено, от меня венок положи. Ты — святая женщина. I kiss you, — и он отключился.
«Да, Никитка, ты в своем репертуаре — делаешь вид, что проблема должна рассосаться сама собой. Куплю я от тебя венок, и от себя тоже, чего умершим претензии предъявлять». Тем более что больничную карту Щукиной она уничтожила, порвала на мелкие части, положила в пакет и самолично увезла за город на свалку. Ничего крамольного в этой карте не было, разве что домашний адрес Щукиных, настоящий домашний адрес, а не общежитие, где она числилась по документам. Да и ее назначения, показаний к которым не было. А как ей надо было себя вести, когда Щукина начала «активничать» и заявилась к ней в кабинет с угрозами:
— Ты что, думаешь, я на тебя управы не найду?
— Вы о чем, Прасковья Петровна?
— Простить мне не можешь, что Никита на тебе не женился? Упрятала меня сюда!
— Что же вы такое говорите, Прасковья Петровна? Вспомните, это было ваше решение и решение вашего сына. Вы и он сами написали заявление, вы же из квартиры последние годы не выходили. Кто за вами ухаживать будет?
— У меня сын есть, — гордо сказала она. — Сын!
— Он далеко очень живет, в Америке.
— В Америке?
«Ну вот, возрастные изменения налицо. Про Америку она ведь сначала помнила, но сейчас память удерживает лишь то, что считает нужным. Про то, что Никите она запретила жениться на мне, это она помнит, а про то, как сын ее уговорил заявление написать и переехать в дом престарелых, — полное забвение».
Все это Антонине знакомо и называется нарушением функционирования головного мозга неврологического характера. Дальше следует деменция, то есть потеря разума, когда страдают процессы обобщения, мышления и запоминания речи. Вот уже сейчас у Щукиной потеряна самостоятельность, и без постороннего ухода ей не обойтись.
— Никита не мог без меня уехать, он должен меня к себе забрать, он обещал, — женщина чуть не плакала.
— Вы идите к себе в палату, Прасковья Петровна, витаминчики вам сейчас дадут.
Но Щукина уходить не собиралась.
— Это ты, это ты, Тонька, его в Америку услала, от меня подальше.
— Здрасьте, приехали, Прасковья Петровна, — говорить с ней о чем-то было бессмысленно и бесполезно. — Идите к себе в палату.
— Я письмо прокурору напишу, про все твои хитрости, как ты меня обманом сюда заманила, в эту тюрьму. Напишу, — она развернулась и решительно ушла.
Вот только этого Антонине не хватало! Конечно, старуха может через пять минут забыть о своем намерении, а может его и исполнить, и накатает такое, что Котенкову замучают проверками. Сейчас ей предстоит новый этап работы с фондом «Старость в радость», и лишние проверяющие совсем не нужны. Вот тетка, успокоиться никак не может, но может делу навредить. Антонина чертыхнулась и пошла искать медсестру Кристину, надо будет дать «тихое личное поручение», какое лекарство уколоть Щукиной. Кристина — девушка понимающая.
Антонина, сама того не осознавая, оказалась у входа в парк. Машину она поставила на стоянке и пошла внутрь.
— Ноги сами сюда ведут, где любили гулять с Никитой, — она сказала это вслух.
— У вас что-нибудь случилось? — молодая мамочка с ребенком стояла рядом. — У вас выражение лица несчастное, и вы вслух разговариваете, я подумала, может, помощь нужна.
— Спасибо, нет, — Антонина ускорила шаг.
Вот еще не хватало, у молоденьких девочек она вызывает чувство сожаления и участия! Нет, Антонина еще в силе, в должности, правда, начала делать глупости, уничтожила карточку убитой. Но она себя убедила, что сделала абсолютно правильно. Она и долг последний Щукиной отдала, похоронила по-человечески, хотя совсем не ощущала себя должницей, и чувства вины у нее перед матерью Никиты нет. Она ему сегодня напишет, что похороны прошли и что венок «На память от сына» она положила на могилу. Ей не трудно это сделать, и вообще заканчивать надо эту «американскую» переписку, только сердце рвать, а сердце, как и голова, должно принимать правильные и расчетливые решения.
У нее был хороший учитель, Никита Щукин. Неужели у нее и правда такое выражение лица, что посторонние люди готовы оказать ей помощь? Надо бы к косметологу сходить. В сумочке зазвонил телефон, и она поняла, какой разговор сейчас состоится.
— Привет, дорогая, как ты? — голос был бархатистый, и она узнала знакомые нотки.
— Привет, Геннадий Иванович!
— Ты не в духе? — Этот мужчина чувствовал ее сквозь телефонную трубку.
— Даже не знаю, что тебе ответить, следователь плотно у меня «на хвосте» сидит.
— Пожар, конечно, плохую службу нам сыграл.
— Да пожар полдела, люди погибли, а одну старуху, оказывается, убили.
— А ты почему мне ничего не сказала?
— А что я должна говорить? Следствие идет, молодой человек всех допрашивает.
— И тебя?