Синдром выгорания любви

— У тебя приступ юношеского максимализма, Тоня. С чего ты решила, что я заискиваю? Я уважаю ее профессию, связи, возможности. А у меня таких возможностей нет. Да и почему я должна ее выгонять, я, наоборот, чувствую себя виноватой. Это она застала мою дочь у себя в квартире за неприличным занятием.

— Значит, любовь — это неприлично?

— Ложиться с мальчиком в постель, когда у тебя еще нет аттестата, неприлично, — непререкаемым тоном произнесла мать. — Мне было неловко, стыдно.

— А ей не стыдно сюда приходить?

— Она мать, и она переживает за своего ребенка, за своего сына. И основания переживать у нее есть.

— Мама, ты можешь отчитаться перед своей Пашей, что провела разъяснительную беседу со мной. Только у меня к тебе большая просьба — не говори ничего отцу.

Через два дня Антонина встретила в подъезде Никиту.

— Ты куда исчез? Я звоню, мать твоя к телефону подходит, я тогда трубку кладу.

— Да понял я, что это ты звонила. Я тут, — Никита опустил глаза, — к отцовой тетке в Москву уезжаю. Отправляют меня родители. Мать говорит, что надо поступать в приличный вуз, да и в столице возможностей больше.

— Ты уезжаешь? Как? — она растерялась. Он не может уехать, а как же она, Тоня?!

— Родители меня отправляют.

— А ты, что ли, посылка? Отправляют!

— Не злись, Тонька. Я ведь никуда не исчезаю с земли. Ну подумаешь, до окончания школы поживу в другом городе. Потом ты ко мне приедешь. Мы же с тобой уже обо всем договорились.

— Это правда?

— Зачем мне трепаться? С матерью просто ругаться не хочу. Я пока от нее завишу.

— То есть как зависишь?

— Так же, как ты, — материально. Поэтому давай не ссориться с тобой, а договариваться. Письма еще никто не отменял. Буду тебе писать, и чтобы тут не смела без меня гулять ни с кем.

— Дурак! Да мне никто не нужен!

Вечером следующего дня Тонина мать как бы случайно обронила:

— Никита уехал в Москву с отцом. Будет там доучиваться, может, и правильно, Москва есть Москва.

— Я знаю, я закончу школу и тоже уеду к нему в Москву.

— Ну, поживем — увидим.

Через неделю Антонина обнаружила, что у нее образовалось море свободного времени и что по многим предметам ей нужно подтянуться. Учеба давалась ей легко, без напряжения, требовалось только учить предмет. Каждый день по нескольку раз она проверяла почтовый ящик и наконец увидела заветный белый конверт.

— Мама, Никита мне написал письмо, — поделилась она радостью.

— Ну вот, видишь, если чувства настоящие, значит, расстояние им не помеха. Только, пожалуйста, не расслабляйся, учись, поступить в медицинский всегда сложно. А может, ты передумала?

— Нет, не передумала. Я хочу стать врачом.

Антонина Котенкова хотела стать доктором с самого детства. Ей казалось, что это самая необыкновенная работа — облегчать страдания и спасать больных от смерти. Никаких знакомых врачей или врачей-родственников в их семье никогда не было, но Тоня знала, чувствовала, что это ее призвание. Мама по-прежнему ходила в парикмахерскую к Щукиной, а вот Прасковья Петровна к Котенковым ходить перестала и Тоню перестала замечать, как будто это не Тоня, а пустое место. Никита писал редко, сложно приживался в новой школе, да и в большом городе тоже. Часто писала Тоня, чуть ли не каждый день, и ей казалось, что она разговаривает с ним обо всем, и тоска немного отступала. За нею даже пытался ухаживать смешной и прыщавый одноклассник, который мог просто прийти к ней домой, сидеть с мамой на кухне и пить чай, а Тоня учила биологию у себя в комнате.

— Коля — хороший мальчик, — осторожно сказала мама.

— Я люблю Никиту, а Коля просто одноклассник, и приходит он, между прочим, к тебе, мамочка. Мне до него дела нет.

Вдруг от Никиты перестали приходить письма, как отрезало. Тоня «гипнотизировала» почтовый ящик.

— Ящичек, миленький, пусть Никита мне письмо пришлет! А то я ему пишу-пишу, а ответа нет.

Тем же вечером она не выдержала и, увидев во дворе Прасковью Петровну, чинно спросила:

— Вы не скажете, как дела у Никиты? Что-то от него давно писем нет.

— А зачем тебе его письма? У тебя кавалер новый.

— Какой кавалер?

— Да разве мне есть дело до твоих кавалеров? Вижу, что ходит к тебе, а уж как звать, не мое дело.

— Да это же Колька! Он просто одноклассник.

— Не знаю, Колька не Колька, только я Никите про твоего ухажера написала. Нечего парню голову морочить, — и Прасковья гордо пошла дальше.

Дома Тоня плакала навзрыд, а мать никак не могла понять, что же случилось.

— Гадина твоя Паша, гадина!

— Да что случилась, дочка, объясни мне наконец!

Когда Антонина рассказала о разговоре с Щукиной, мать облегченно вздохнула.

— Я думала, что-нибудь случилось!

— Мама, это катастрофа! Я представляю, какую гадость она написала Никите!

— Дочка, у любви всегда бывают испытания. Напиши ему, объясни. Если любит — поймет.

— Она же наврала ему про меня, наврала!

— А ты напиши правду.