Синдром счастливой куклы

— Устраивать сборища запрещено под страхом смерти… Гребаный «Эквилибриум», — бубню я и поудобнее устраиваюсь на диване. — Но мы не боимся смерти.

***

Я ненавижу общество, но сейчас с нетерпением жду начала движухи — крашу ногти Юре и себе черным лаком, вставляю контактные линзы, влезаю в джинсы и бесформенный свитер, затягиваю чокер на шее.

Мышцы зудят в предвкушении нагрузки.

Юра воодушевлен, его настрой передается и мне — кажется, неведомый чувак, откликнувшийся на вакансию, зарядил нас всех оптимизмом. Или же моя эйфория всего лишь отходняк после тяжелого нервного срыва.

Спрятав лица под черными защитными масками, мы вываливаемся из подъезда и, озираясь, перебежками и закоулками пробираемся к флэту, принимающему гостей. До него десять минут езды на маршрутке, но весь общественный транспорт вымер, по дорогам, увязая колесами в мутной жиже, проплывают только редкие такси.

Сырой воздух пробивается через слои ткани, наполняет легкие и опьяняет почище абсента. Мы преступаем закон, а город по горло утопает в грязи, тишине и весне.

— Быстрее! — Юра дергает меня за рукав куртки. — Нам сейчас только на штраф нарваться не хватало…

Я ускоряю шаг.

В окнах обшарпанной сталинки мелькают разноцветные сполохи, из открытой форточки доносится: «…Дайте мне белые крылья, я утопаю в омуте, через тернии и провода в небо — только б не мучиться…» и высовывается Света — весьма деятельная и странная девочка. Она приветливо машет нам.

Только теперь я понимаю, что соскучилась по чужим лицам, историям и жизням — хоть и ненадолго, но они окрашивали эмоциями и мои дни.

Мы поднимаемся по заплеванным ступеням, но у гостеприимной квартиры натыкаемся на чудо — в углу, уронив на грудь голову с бледно-фиолетовой взлохмаченной шевелюрой, сидит парень в скинни с булавками, тяжелых ботинках и футболке с надписью: «Бла-бла-бла, пора взрослеть. Бла-бла-бла, идите на х*й».

Он в абсолютной отключке.

Юра озадаченно разглядывает его и кивает:

— Это Филин. Но сегодня, похоже, договориться с ним не получится.

5

Настроение тут же падает — совсем как в пять лет под Новый год, когда я узнала, что гребаного Деда Мороза не существует, а вместо него бороду из ваты нацепил папа.

Перешагнув ноги не подающего признаков жизни Филина, мы вваливаемся во флэт, бросаем на кожаный диван одинаковые куртки и избавляемся от масок.

Вокруг клубится дым кальянов и сигарет, раздаются вопли и смех, грохочет живая музыка в исполнении кавер-группы.

Навстречу выдвигаются товарищи Юры — Ками, Дейзи и Никодим, стукаются с ним кулаками и приветливо скалятся, глядя на меня.

Бабушкины кардиганы, безразмерные олимпийки и клетчатые штаны, нечесаные яркие патлы и партаки где только можно — эти веселые парни слывут звездами местного андеграунда.

Все они живут с мамами и папами, и только у нас с Юрой имеется отдельная жилплощадь.

В прошлом году Юра освободил от хлама просторную кладовку, обил утеплителем ее стены, принес перепаянный некими умельцами комп, колонки, микрофоны и прочие приблуды и оборудовал в ней студию.

Это подняло его авторитет до небес. С тех пор и до самого карантина ребята из «Саморезов» и прочие начинающие музыканты зависали у нас неделями, превращая все вокруг в настоящий бомжатник.

Тогда же гитарист-вокалист Федор изъявил желание сложить полномочия и, аккурат перед мировой напастью, окончательно покинул коллектив. Юре, отвечающему за концепцию, тексты, шоу и пиар, пришлось его заменить, но вскоре выяснилось, что играет и поет мой супруг довольно хреново.

Итак, «Саморезы» в полной заднице: осознают, что славы и денег не будет, и постоянно ругаются — каждый тянет одеяло на себя, потому что харизматичного лидера в группе нет. Как нет искры и искренности во всем, к чему Юра причастен.

Но я все равно рада встрече — тепло обнимаю каждого, кратко отвечаю на вопросы о делах, отваливаю к бару и осматриваюсь.

Флэт — огромная квартира без межкомнатных перегородок — занимает весь второй этаж и принадлежит высокопоставленным родителям той самой девочки, что махала нам из окна. Света давно питает нежные чувства к Юре и позволяет его компании и сотням причастных — музыкантам, блогерам, фотографам, художникам и прочим псевдобогемным личностям — ошиваться здесь днем и ночью.

Внизу во времена СССР располагался универмаг, теперь же его площади пустуют, и частые сборища пока не привлекали внимания полиции.

Но сегодняшняя вечеринка проводится незаконно, а доведенный до ручки народ развлекается особенно оголтело.

Юру тащат к импровизированной сцене — барабанной установке и аппаратуре, расставленной на возвышении у стены. Молодые неизвестные мне ребята тут же освобождают место для «аксакалов» и передают им гитары.

Для Юры наступает звездный час — он мгновенно преображается в уставшего романтика с ранами на сердце, начинает саундчек, и поклонницы разражаются визгом.

Мне давно не семнадцать, и связь с ним не вызывает ни гордости, ни восторга. Двигаюсь к стойке и жду свою порцию холодного пива.