Синдром самозванца

— Все три убийства показательные, — ответил я, — исполнены так, чтобы точно указать на принадлежность жертв к авиации. При этом одно из убийств — то, которое в воздухе, — очень рискованное. Два остальных более-менее спокойные, там можно было вообще другие средства применить. Нож, огнестрел, удавка. Но так получится неэстетично, можно запачкаться. А ему это противно. Он вообще дистанцируется от трупа. И от всяких там выделений типа крови, слюны, испражнений. Если орудовать ножом или удавкой, то высок риск столкнуться с этими жидкостями. Отпрыгнуть и сказать «фу» не получится, надо ведь довести дело до конца. А с таблеткой цианида таких сложностей нет, от убийцы никаких действий не требуется, и пачкаться не надо.

— Ага, но при этом выше ты написал, что это может быть врач. Разве врачи не спокойно относятся к виду крови и прочим телесным жидкостям?

— Брезгливость для врача — штатная история. Я имею в виду, что этот человек не стремится приблизиться к этим жидкостям. Избегать — не равно бояться.

— А про слабое тело почему ты пишешь?

— Если убийца еще и брезглив, то другой способ убийства, кроме отравления, ему найти сложно. Если душить, то надо иметь сильные руки и развитую мускулатуру. Человека задушить — это не цыпленку шею свернуть. Знаешь, какая сила у мышц? Когда человек выбирает способ убийства, он выбирает его исходя из своих возможностей. И при этом, скорее всего, будет использовать более привычный для себя инструментарий. Если руки сильные, будет душить. Если хорошие навыки в стрельбе — будет стрелять. Если хирург, то скальпелем подцепит яремную вену. И это показательно.

— То же самое с ножом, понятно. А стрелять-то? Отошел на два метра и — бах. Никакой силы не надо. Или бицепсы пальца должны быть накачаны?

Полина засмеялась.

— А ты стреляла когда-нибудь? — спросил я. — Промахнуться с двух метров — как два пальца обоссать. Тренировка нужна. А любая тренировка — это выносливость. И, кроме того, если человек тяжелее ручки в руках ничего не держал, то отдачей от выстрела и плечо вывихнуть может, и пальцы травмировать, и кожу порохом обжечь.

— Но пилоты-то штурвал тянут на себя, — сказала Поля. — Они вроде бы физически сильные парни.

— И девчонки, — сказал я. — Женщины-пилоты в природе существуют! Штурвал с гидравликой, как руль у машины. Ты думаешь, пилот тянет его на себя с сопротивлением? Вообще нет. Там даже рукоятка есть специальная на случай, если пилоту сложно тянуть. Крутишь ее, и напряжение снимается.

Modus operandi: бесконтактный способ убийства — отравление бортпроводниц быстродействующим ядом в летальной дозировке.

Почерк: хз.

— Я тут не поняла, — сказала Поля. — Что такое этот модус?

— Образ действия, — ответил я. — То, как преступление совершается.

— Разве это не почерк? Почему ты пишешь, что он не установлен?

— Modus operandi я могу установить на месте преступления. Что и как делал преступник. А почерк я узнаю только тогда, когда пойму, зачем он это делал. Что именно решает его проблему или доставляет удовольствие — в процессе убийства или в последующих событиях. Например, по мотивам алчности убийство может быть совершено вообще любым способом, а почерк покажет на будущих жертв — людей, у которых можно отнять необходимую сумму денег и которые находятся в удобном для преступника положении: одинокие, невменяемые, распутные, алкоголики… Почерк — вещь конкретная! С его помощью преступник решает свою проблему.

— А тот факт, что это бортпроводницы, — не есть почерк?

— Не знаю, — ответил я. — С первого взгляда — да, это может быть его почерком. Но я вполне допускаю, что, если случатся новые жертвы, это могут быть и не бортпроводницы. И даже не из авиасферы. Дело может быть в чем-то другом…

— Это, собственно, весь портрет?

— Нет конечно, — рассмеялся я и допил вино. Полина взяла бутылку в руки и хотела мне долить, но я накрыл бокал ладонью. — Нет, этому столику не наливать, баста, карапузики. Я не закончил, там еще полно разделов, а у меня уже голова хмельная…

— Ну, тогда я мешать тебе не буду. Вызываю такси.

— Куда ты на ночь глядя? Оставайся. Квартира огромная, сама же сказала.

Рано утром я выскользнул из кровати и заперся в ванной комнате. Достал из шкафчика коробку из-под обуви и открыл ее. Руки немного дрожали. Я проснулся примерно полчаса назад и не шевелясь лежал, слушая мерное дыхание Полины.

Я понял, что я упускаю.

В коробке лежали сухие лепестки и маленький мячик для пинг-понга.

Когда я впервые обнаружил у себя на кровати эти лепестки, я совершенно не придал этому значения. Ну, какая-то труха. Потом вещи стали появляться там, куда я их точно положить не мог. Потом книги в шкафу отвернулись к стенке. В блокноте кто-то нарисовал лилию. Если присмотреться к сухим ошметочкам, то можно увидеть черные прожилки на серой, истлевшей цветковой плоти. Это засохшие лепестки лилии. И этот мячик у меня на рабочем столе. Я не играю в пинг-понг.