Москва, сентябрь 2022 года.
— Я разочарована, — сказала Соня.
Ее протез отливал серебром, я только сейчас это заметил. На лицо падал солнечный свет, один глаз был немного прищурен, а другой, в котором протез, нет. Луч света исчезал в молочно-белом живом яблоке, но по поверхности искусственного разливался серебристой дымкой. Она стучала карандашом по чистому листу в блокноте и смотрела на меня, ожидая каких-то оправданий или чего-то там еще. А еще поджимала пухлые губы, чем ужасно меня нервировала.
— Мне жаль, что вы разочарованы, Соня, — ответил я. — У меня были неотложные дела. Я попросил Диану перенести утренние интервью, мы начнем через десять минут.
— Я прислала вам в календарь встречу.
— Я ее не принял.
— Вы считаете это нормальным?
— Абсолютно. Я ваш исполнитель. Не работник. Я могу не принять встречу. Это нормально.
— Вы на меня работаете!
— Я оказываю вам услуги, — поправил я ее. — Если бы я на вас работал, то да, мое рабочее время принадлежало бы исключительно вам и больше никому. Для аренды всех рабочих часов предусмотрен отдельный вид договора — трудовой. Но мы с вами заключили другой — возмездного оказания услуг. Мое рабочее время принадлежит мне. Какую-то его часть я выделяю под вас, какую-то нет. В этом разница между услугами и работой. Не путайте. Разве в нашем соглашении указано, со скольких и до скольких я обязан оказывать вам услуги? Есть срок. Время я определяю сам.
— Меня это не устраивает.
— Мне жаль.
Соня не дождалась нужной ей реакции, поэтому переключилась на следующий вопрос:
— Объясните, пожалуйста, происходящее.
— Что именно из происходящего я должен вам объяснить?
— Например, что правда из написанного про вас в СМИ — я имею в виду про вашу жену, которую вы заперли в сумасшедшем доме.
— Я не запирал свою жену в сумасшедшем доме, это все, что вам нужно знать.
— Это не так, Виктор, — ответила Соня. — Я не из тех людей, которые позволят разрушить репутацию самого ПАР или же процедуры, инициированной профсоюзом. Поэтому вам придется объясниться. Здесь и сейчас, или наша с вами сделка расторгнута.
И снова манипуляция, причем с попытками воззвать к жалости. На кон поставлено все: репутация организации, расследования и ее собственный авторитет. И все это ради того, чтобы покопаться в моем белье?
— Я ничего не буду вам объяснять, — ответил я. — Если вы хотите остановить процесс, вы вольны это сделать. В любое время согласно закону. Сообщите мне об этом в письменном виде, пожалуйста, а до тех пор я буду продолжать выполнять свои обязательства по договору. Прошу извинить, меня ждут люди.
Люди меня действительно ждали. Их было трое, и они почему-то приперлись в одно время, хотя по нашему графику такого быть не должно. Двое парней и одна девушка — все бортпроводники. Я заглянул в график, чтобы свериться.
— Кто из вас Михаил Игорев? — обратился я к парням.
Один из парней встал с места. Он был симпатичным, только одна деталь сильно портила лицо — большое вишнево-коричневое пятно на носу от кончика до щеки.
Оставшихся я поблагодарил за то, что пришли, и попросил подождать, когда мы закончим разговор с Михаилом. Оба — парень и девушка — согласно кивнули и вернулись к своим телефонам.
Мы зашли в переговорную, где нас ожидала Диана. Вид у нее был виноватый. Она бросилась настраивать камеру.
— Михаил, спасибо, что согласились выделить время для этой беседы, — сказал я. — У вас есть вопросы до того, как мы начнем?
— Пожалуй, нет, — ответил он.
— Хорошо, тогда я кое-что уточню, если вы не возражаете.
Михаил не возражал и рассказал нам о себе: 27 лет, не женат, детей нет, бывших жен тоже. Живет в съемной квартире в Химках, недалеко от Шереметьево, где базируется авиакомпания-работодатель. Собирается переезжать в Эмираты, где ему уже обещано место бортпроводника, осталось подтянуть язык и еще немного часов налета до количества, с которым его резюме будет выглядеть солиднее.
— Вы были на рейсе Москва — Пекин, где скончалась ваша коллега, Ольга Спиридонова, — сказал я. — Тот рейс был обычным? Если не считать трагедии в самом начале?