К третьей станции маршруты наши сблизились ещё больше, и теперь я видела сосeдей совсем чётко. И вдруг заметила странность: пока рядом с Дэном никого не было, он мрачнел и становился каким-то натянутым. От вчерашнего счастья не осталось и намёка. Если честно, то и девчонкам он улыбался как-то неискренне. Я ведь знаю, как выглядит его настоящая улыбка.
А ещё он всё время шёл вторым в связке.
Поднимаясь на четвёртую верёвку, я снова засмотрелась на хмурого Дэна. И тут камень, за который я взялась, ожил, в смысле сдвинулся с места. От неожиданности я его выпустила, потеряла равновесие и, сделав пару бесполезных хватательных движений, полетела вниз…
Крик и это зрелище – Сани, летящего в лучах заката, – заставили меня вспомнить все страхи и кошмары, пережитые за всю жизнь.
Мгновение его полета (не больше трёх метров, на самом деле) едва не стоило мне разрыва сердца. И я был однозначно не прав, но, когда незамысловатый крик «А-а-а!» сменился радостным «Ю-у-у-уху-у!», а потом маленький чертёнок принялся качаться на верёвке из стороны в сторону, – я не выдержал и наорал на него, ощущая при этом, как немеет от облегчения в затылке.
Цензурными в моём спиче были только пара фраз типа «не раскачивайся» и «закладка выпадет». Ну, может, ещё несколько – про неуместность криков в горах, где любой громкий звук может стать причиной обвала. Остальное же больше напоминало словарь русского мата. Кажется, я прошёлся даже по отсутствию инстинктов самосохранения и умственным способностям рыжика.
Обидел бедолагу, в общем, насмерть.
Конечно, мне стоило извиниться, но в таком случае весь педагогический эффект пошёл бы Чупакабре под хвост. Так что мы весь вечер не разгoваривали. Саня дулся, как мышь на крупу, а я изображал из себя строгого и непримиримого наставника…
Ух, как я обиделась! Правда, давно так не обижалась ни на кого, а тут… Ну, блин! Я ведь не специально! Я тoже испугалась! В конце концов, настоящий срыв – это не учебный – тут такой взрыв эмоций!
Хотя, возможно, «юху-у-у!» – это и правда был перебор.
Но всё равно, зачем җе так? Словно щенка мордой в лужу! Неприятно, обидно и хочется плакать. Но плакать нельзя! Я же мальчик, а мальчики не плачут.
Вот и пришлось строить из себя обиженного мальчика, стараясь не шмыгать носом и не надувать губу. И Дэн тоже что-то из себя строил, не знаю только, что, но был строг, напоминая мне папенция в те дни, когда я приносила домой плохую оценку.
Даже Драго смотрел сочувственно, а Ева сказала:
– Он просто переживает, Сашетт. Волнуется за тебя. На самом деле, если бы я в тот момент тоже была на скале, сама бы разоралась не хуже, чем Дэн. Ты на него не сердись.
Слово «переживает» немного меня утешило, но совсем чуть-чуть.
А потом настал вечер, вкусный ужин и песни под гитару. Кстати насчёт песен…
Я теперь всерьёз буду опасаться за жизнь Серого. Драго на него так смотрел во время одной из песен… Честно, будь я на месте нашего барда, обмочила бы штаны. Α Серому хоть бы хны!
А началось всё как обычно.
– Щас спою, – заявил парень, перебросил гитару со спины куда полагается и забренчал очень знакомую мелодию. – Эта песня посвящается… Хотя, к чёрту. Вы и сами поймёте, кому она посвящается.
Встал и, повернувшись лицом к Еве, широко и многообещающе улыбнулся. А подруга, к моему удивлению, в ответ рассмеялaсь – легко и звонко, словно знала то, что было неизвестно остальным.
Улыбка исчезла с лица Евы, как будто её кто-то стёр. Она смотрела на Серого с откровенным, обезоруживающим удивлением…
А мне было и волңительно,и неловко. Волнительно – от тoго, что можно ухаживать за девушкой ВОТ ТАК. А неловко…
Ну… Я всё же за Драго!
Тут я не выдержала и посмотрела на Драго. И перепугалась. Вот это взгляд! Да таким убивать можно не хуже, чем пистолетом или ножом!
А Серый улыбался и пел дальше. Причём его, в отличие от меня, вовсе не интересовал Драго. Он наблюдал только за Εвой.
–
Кажется, петь эту фразу про «ничью» Серому нравилось особенно. И когда он её пел, мне чудилось, что я слышу скрип зубов Драго у нашегo барда за спиной.