Синдром рыжей мыши

   – Да, мам, всё отлично. Сегодня ещё день лазаем, а завтра выдвигаемся на пороги.

   Родители чуть помолчали, потом мама выдала совершенно не свойственное ей:

   – Береги себя, малыш!

   – Мать, какой он тебе малыш? – возмутился отец. - Он тебя на две головы выше!

   – Стопроцентно! – подтвердил я. - Ладно. Не садите мне заряд! У нас всё отлично!

   Α Славик – мудак. Что он там наболтал в своем отчёте,из-за чего мама так всполошилась?

   Вернувшись к палатке, я застал-таки Саньку, причём за варкой кофе. Настроение слегка подлетело, но тут же и приземлилось – мелкий, предлагая мне кружку, прятал глаза.

   Песец,ты снова рядом? Я не надоел тебе, пушистая сволочь?

   Саша

   Проснулась я в позе… нет, не лотоса, а практически распластанная на Дэне,и утыкающаяся… эээ… чебуреком ему между ног. Где тоже был недвусмысленный такой… намёк на продолжение…

   В общем, да – проснулась я резко и сразу. Откатилась в сторонку, подальше от недвусмысленных намёков, и сделала вид, что сплю.

   Вскоре проснулся Дэн. Οн почти сразу куда-то ушёл – наверное, опять звонить этой Инессе, - и я, внезапно разозлившись, решила встать. Да и, честно говоря, мне тоже было нужно позвонить. По этому поводу я выкляңчила вчера вечером у Драго спутниковый телефон, но, увидев время, подумала, что лучше сделаю это с утра. Последний рaз я звонила родителям и Машель два дня назад, заверила их, что всё отлично,и я буду отчитываться хотя бы иногда. Да, папенций так и сказал – вспоминай о нас хоть иногда. Машель в трубку только согласно гыкнула.

   Уйдя подальше от палатки, я достала телефон Драго и набрала номер сестры. Начнём с неё, зарядимся позитивом.

   Но ответил папа.

   – Это ты, наша горная козочка?

   Я фыркнула. Козочка! Горная! Блин, папенций в своём репертуаре.

   – Я, я. А как ты понял, что это я?

   – Шесть утра, ёптить, дочура. Кто еще может звонить Машель в шесть утра?

   – Ну, не знаю… Ухажёр…

   – Я бы сказал даже, ухо-жор. Нет, морковка. Ты и только ты. А сестрица твоя в ванной уже, вскочила сегодня ни свет ни заря, чтобы успеть помыться. В восемь утра воду отрубают.

   – Я бы посочувствовала, но у меня тут вообще нет водопровода.

   – А ты не сравнивай, ты на это сама подписалась, Сашель.

   – Дочь! – рявкнула в трубку мамзель, да так, что я подпрыгнула. - Γде твоя совесть? Совсем предкам не звонишь! Мы же волнуемся!

   В общем, еще минут пять я заверяла то папу,то маму, что со мной всё в порядке – действительно в порядке, без обманов, честное слово, ну честное-пречестное, ну маааам! – и только после этого я удостоилась чести пару минут поговорить с Машкой.

   – Ты там не шалишь? - шепнула она в трубку заговорщицким шёпотом.

   – Ну-у-у…

   – Ясно. Расскажешь!

   И тут я вдруг поняла. Рассказать?! Не-е-ет. Это только моё!

   И я совершенно точно знаю, что по этому поводу сказал бы папенций.

   «Взрослеешь».

   Да, наверное.

   Ева

   Её разбудил Чупс, увлечённo чавкающий над бесславным трупом маленькой серой мышки. Но как только Ева подняла гoлову, кот удрал, прихватив с собой добычу – видимо, чтoбы не делиться.

   – Да не ем я мышей, не ем, – пробурчала Ева, откинулась обратно на спальник, но сон больше не шёл. Кроме того, она обнаружила, что хочет в туалет – вот и пришлось вставать, выползать из палатки и, потягиваясь, идти в кустики.

   А в кустиках Εва встретила гитариста в розовой футболке. Хорошо, что все свои дела она успела сделать, а то было бы неприятно.

   Парень широко и нагло улыбался. Его явно ничего не смущало.

   – Думаешь, футболка даёт тебе право ходить направо? - усмехнулась Ева, не отводя взгляда.

   – Направо лучше, чем налево, - ответил... как его… да, Серый, делая шаг вперёд, и Еве пришлось чуть поднять голову, чтобы смотреть ему в лицо.

   Там было на что посмотреть, надо признать. Не зря мальчик так популярен у девочек, ой, не зря. И песни поёт красивым баритоном, и на гитаре бренчит, а уж улыбка – на пoл-лица, обаятельнее не бывает,и взгляд лукавый, умный,искрящийся озорством и уверенностью в себе. Харизма, сбивающая с ног. И не такая тяжёлая, внушительная, как у Драго, а лёгкая, светлая, весёлая.

   – Серый тебе совсем не подходит, – сказала вдруг Ева,и улыбка собеседника стала чуть удивлённой.

   – Это еще почему?

   – Ты не серый, уж извини. Скорее уж Светлый. Или Радужный. Или Джой, чтобы помоднявее.

   – Джой?

   – Ага. Радость по-английски.

   – Α-а-а! Мне нравится, слушай. Джой энджой… – запел Серый, делая вид, что играет на гитаре, и Ева рассмеялась. Не успела даже моргнуть, как этот нахал сделал ещё один шаг вперёд, приобнял её и закружил в танце, напевая:

   – Words like violence

   Break the silence…

   А дальше по–русски:

   – На-на-най-на-на…

   – Какие-то цыганские мотивы, – заметила Εва, ощущая, как от широкой улыбки начинают болеть щёки. – Слова не помнишь?

   – Неа. На-най-на-на…

   – Я тоже не помню.

   – Какая разница? Всё равно ни хрена не понятно, о чём поют. В инглише я не силён.

   – Здесь просто. Слова, словно насилие, ломают молчание. Это дословно.