И Ксюша стала мне рассказывать. Что уж тут поделаешь! Сначала я нервно поглядывала на часы, а потом и поглядывать перестала, поняв, что уж Ийке я точно сегодня не позвоню. А ведь набрала Ксюшин номер в уверенности, что сейчас быстренько денег попрошу у нее на десять дней и после этого, глубоко вдохнув, позвоню своей глупой малышке.
Я смотрела, как оба мальчика с аппетитом едят блинчики, и слушала Ксюшу. Пару раз мне хотелось нажать на кнопку отбоя, как будто связь прервалась. Но как тут нажмешь! Мне было жалко подружку, хотя сегодня ее проблемы казались мне сущей ерундой. Но все равно каждый живет в клубке своих болей и страданий, иногда так запутываясь в них, что перестает воспринимать окружающий мир.
Хорошая, милая, добрая Ксюша. И все время попадается как раз на своей наивности и доброте. Вот и сейчас. Как взрослая женщина может верить, что порядочный мужчина поставит свою фотографию в трусах на сайт знакомств? Ясно же, что потом он будет сидеть в этих трусах (или в других, домашних, посвободнее) перед компьютером и выбирать себе приятельниц – на сегодня аппетитную блондинку, похожую на ту, что была у него в прошлом месяце, но помоложе, а на завтра – худощавую брюнетку, похожую на его учительницу английского языка в школе, от взгляда которой он тупел и потел на каждом уроке.
Может быть, я ошибаюсь, и лет через тридцать, а то и десять все в мире станут так знакомиться. Быстро, легко и ненадолго. Только вряд ли что-то сильно изменится в психологии человека. Иногда мне кажется, что в главном человек такой же, каким был сто лет назад, тысячу… Хотя трудно себе представить, как чувствовала себя, скажем, подрастающая кельтская девушка, которая жила в огромной круглой хижине вместе со своими родителями, их взрослыми братьями и сестрами, дедушкой и бабушкой, маленькими детьми. Что она слышала ночью, что видела ранним утром, о чем мечтала, лежа вечером под остро пахнущей, еще влажноватой шкурой недавно освежеванной коровы или оленя? Мечтала ускакать в неведомые дали с прекрасным огромным юношей из соседнего круглого дома, хохочущим так, что трясется полог двери, и взглядывающим на девушку как-то по-особенному, отчего становится горячо в животе, а в душе – весело и страшно? Наверное…
– Ты представляешь, Сашка! И после всего этого… – всхлипывая, продолжала свой рассказ Ксюша. – Он… Ты слушаешь меня? Или я тебе уже надоела со своими рассказами?
Я уже смирилась и села за стол с мальчиками, подкладывая маленькому Владику кусочки блинчика и показывая Грише на нетронутую чашку с чаем.
– Да, Ксюнчик, я слушаю тебя.
– Представляешь, и такой он был… Ну, просто не поверишь! Как будто влюбился в меня без памяти…
– Ага… – вздохнула я. – Представляю…
– А потом присылает письмо… То ли он адреса перепутал, то ли имена забыл… И вот в письме все описывает, что было между нами. Все, в точности!
– А может, он другое что-то описывал? – осторожно спросила я.
– Да нет! – зарыдала Ксюша. – Не другое! То самое! Я не думаю, что он со всеми так… И всех просит, чтобы…
Ох, а я как раз думаю, что именно со всеми, и одно и то же просит. На что только не пойдет женщина, истосковавшаяся по любви и теплу, и какойто мерзавец этим с удовольствием пользуется. Но я не стала ничего говорить Ксюше, добивать ее.
– И еще… Там слово одно было… Это я его так называла… Мое слово, точно…
– Ксюш, а слово-то какое?
Ксюша всхлипнула:
– Зайчик…
– И ты думаешь, никто его больше так называть не мог? – спросила я, стараясь оставаться серьезной.
– Думаю, не мог… Он совсем не похож на зайчика… Скорее на…
– Борова? – подсказала я, зная Ксюшины вкусы.
– Сашка! Зачем ты так…
Действительно. Оскорбляя возлюбленных своих друзей и родных, обижаешь прежде всего их собственный вкус и выбор.
– Ладно. На милого поросенка, крупного и задиристого.
– Вроде того… – вздохнула Ксюша.
– Подожди… Описал он все это в письме. И что? Может, он приятное тебе хотел сделать? Может, он поэт, бытописатель – сходил к девушке, потом все описывает, ей присылает, чтобы вместе обсудить, что да как. А, Ксюш?
– Да если бы! – снова всхлипнула моя подружка. – Он же не просто так описывает, а пишет, какая я неумелая была, как это не так сделала, то не так – и все в подробностях, представляешь? Нет, ты не представляешь… Шурик… Нет, нет! Так нельзя! Я же искренне к нему отнеслась…
– Ксюш, а сколько раз вы встречались? – я постаралась пропустить мимо ушей ненавистную мне форму моего имени. Ксюша сто раз зарекалась ее произносить, но сейчас от переживаний она вылезла у нее из подсознания, оттуда, где у моей подружки хранится драгоценный образ хорошего верного товарища (он же – искусный любовник, родная душа и прекрасный собеседник с широким кругозором и тонким чувством юмора), не способного на предательство и обман.
– Два… – осторожно ответила та, зная мое недоуменное отношение к скоропалительным свиданиям в постели.
– И оба раза у тебя дома?
– Нет. Первый раз в «Ёлках-палках». У меня был лунный цикл…
– То есть месячные, – перевела я на нормальный язык Ксюшины красивости, не раз заводившие ее в тупик с мужчинами.