Синдром отката

– Так значит, вы… – здесь Виллем окинул взглядом и Микьеля, и Кьяру, – венецианские националисты.

– А вы нас сочли фашистами? – поморщился Микьель.

– Не беспокойтесь, – подхватила Корнелия, – этих идиотов мы терпеть не можем.

Микьель улыбнулся.

– Мы больше походим на олигархов, – заключила его тетушка.

Микьель покосился на Кьяру; та улыбнулась и успокаивающим жестом положила руку ему на плечо.

– И много в Венеции таких, как вы? – поинтересовался Виллем.

– Меньше, чем хотелось бы, – ответила Корнелия.

– Вы ведь думаете не только о том, чтобы устроить Векзит – выйти из ЕС…

– Мы хотим отделиться от Италии. Стать как они, – ответила Корнелия, кивнув в сторону Древесного вагона.

– Как Сингапур?

– Именно. А Италия послужит нам Малайзией[54].

Произнесенные где-нибудь за столиком в венецианской кофейне, эти слова могли бы прозвучать смешно. Но здесь, в поезде, мчащемся по темнеющим равнинам Центрального Техаса, казалось возможным все что угодно.

– Почему она не носит обручальное кольцо? – спросила Саския, улучив момент, когда вокруг были только свои – Виллем, Амелия и Фенна.

Все собрались в купе у Саскии в задней части Денежного вагона. Фенна трудилась над Лицом Номер Три, самым подходящим для ужина. Так что смотреть по сторонам Саския сейчас не могла – взгляд ей приходилось фиксировать на потолке, пока Фенна работала над ее нижними веками, – и все же она почувствовала, как Виллем и Амелия переглянулись.

– В чем дело? – поспешно добавила Саския. – Совершенно нормальный вопрос.

Фенна фыркнула, и Саския поняла, что выдала себя с головой.

– А она горячая штучка, это точно! – заметила Фенна. – Хотя наверняка предпочитает быть сверху.

Саския не могла закатить глаза – это навлекло бы на нее гнев Фенны, – так что ограничилась выразительным вздохом. Тут у Фенны зажужжал мобильник, и она, бросив работу, полезла за телефоном. Саския хотела уже выразить недовольство таким непрофессиональным поведением, но прикусила язык, увидев, как просияла Фенна, как засветились у нее глаза. Жюль! Прислал ей очередное селфи.

– Муж Корнелии жив, но все равно что покойник, – заметила Амелия; она тоже с улыбкой наблюдала за Фенной.

– То есть? – спросила Саския.

– Раннее начало деменции. И, возможно, другие проблемы со здоровьем.

– И где он?

– Живет в семейном палаццо на острове в Адриатическом море.

– И почему я не сомневалась, что у них есть собственный остров? – пробормотала Саския.

– Один из тех, что в прошлом были частью Венецианской империи, – вставил Виллем.

– Он уже два года не появляется в обществе, – продолжала Амелия, – а когда еще появлялся, симптомы были заметны.

– Понимаю, – ответила Саския. – Теперь повторю вопрос Виллема: сколько в Венеции подобных людей?

– Немного, – ответила Амелия. – Видите ли, поначалу мы сосредоточились на бэкграунде Микьеля. Он происходит из старинного венецианского рода. Его предки получили дворянство в 1019 году.

– Черт, вот это долголетие!

– Но это еще что!

– Как выяснилось, бывают семьи намного, намного старше, – вставил Виллем.

– Сейчас мы выясняем бэкграунд семьи Корнелии.

– Ее мужа?

– Нет, с предками мужа все понятно. Греки, бежали в Венецию после падения Константинополя.

– Можно сказать, они в Венеции новички! – усмехнулась Саския.

– Вот именно, – без улыбки ответила Амелия. – Сама же Корнелия ведет свой род от одной из семей, основавших город.

– То есть… как это?

– Буквально, – ответил Виллем. – Ее предки – одна из римских семей, бежавших на берег Залива от Аттилы и его гуннов и основавших Венецию.

– И уже тогда эта семья была древней! – вставила Амелия. – Римские аристократы, знавшие еще Юлия Цезаря.

Саския только головой крутила, не веря своим ушам.

Встретившись наконец взглядом с Фенной, она поинтересовалась:

– Фенна, милая, мне сегодня придется идти на ужин с одним накрашенным глазом?

Вместо ответа Фенна смущенно улыбнулась и повернула телефон экраном к зрителям. На экране красовался Жюль в мокрой футболке. Какие еще нужны объяснения? Ахнула даже суровая Амелия. Жюль, освещенный солнцем, сидел у борта надувной лодки. Он только что вытащил из бурых вод Бразос и теперь гордо демонстрировал добычу – сильно попорченный водой документ в рамке. В центре рамки красовалась большая серебряная монета.

– Я, пожалуй, от комментариев воздержусь, – только и сказал Виллем. Имея в виду, конечно, Жюля, а не выловленный им артефакт.

– Родственники зовут его «жюль семьи», – сообщила Фенна. – Это намек, знаете, сленг такой…

– Понятно, – прервала ее Саския. – Так на чем мы остановились?

– На невероятной древности рода Корнелии, – подсказал Виллем, неохотно отводя взгляд от фото. – Отвечая на ваш вопрос: нет, таких, как она, немного. Только вопрос не о том. На самом деле вы хотите узнать, много ли в Венеции таких тайных националистов, озабоченных подъемом уровня моря? Составляют ли они реальную силу?

– А вот и ответ, – подхватила Амелия. – Их не так много, но они чертовски богаты. И готовы на самые решительные действия, потому что иного выхода у них нет. К вечеру постараюсь узнать больше.