Синдром отката

В характере Фредерики Матильды Луизы Саскии была любопытная черта: на новом месте она уже пару часов спустя начинала чувствовать себя как дома – настолько, что словно забывала о том, что прежде жила где-то еще. В Техасе, откликаясь на «Саскию», сплавляясь по Бразос или пробуя стейк в ресторане на мегазаправке у Т. Р. в пригороде Хьюстона, она как будто и не вспоминала, что она – отпрыск королевского рода и предки ее в течение многих поколений правили далекой заморской страной и жили во дворцах. Резала ли она сельдерей вместе с Мэри Боски, или занималась любовью с Руфусом на полу винтажного железнодорожного вагона, Саския полностью отдавалась моменту и не возражала бы, длись он вечно.

По той же причине, прилетев домой, она вернулась к прежней жизни так легко и гладко, словно и не было никакой поездки в Техас. О том, что совсем недавно она покидала Хёйс-тен-Бос, напоминали только укусы насекомых, да и те скоро прошли. Порой Саския задумывалась, не социопатка ли она. Как будто у нее по-настоящему нет ни дома, ни семьи, ни привязанностей. У Саскии множество родных, и сегодня – в третий вторник сентября – она большую часть из них увидит. Однако в Техасе единственной нитью, связывающей ее с домом, оставалась переписка с Лоттой.

Из этой странной способности где угодно чувствовать себя как дома было лишь одно исключение: Ноордейнде-Палас, официальный «рабочий дворец» нидерландской монархии. К этому месту Саския так и не смогла привыкнуть. Ноордейнде находился в Гааге, в нескольких минутах ходьбы от Хёйс-тен-Бос, однако окружали его улицы, а не деревья. Огромные залы с окнами и дверями исполинских размеров, соединенные огромными холлами и коридорами, с огромными старинными полотнами на стенах – все здесь казалось почти комически огромным, особенно в сравнении с обычной скромностью и компактностью, принятой в Нидерландах. Даже вестибюлей во дворце был не один и не два, а целых три, один за другим. Удачное решение для времен, когда посетителей во дворце принимали согласно сложному протоколу: им не приходилось мерзнуть на улице в ожидании своей очереди. Английская идиома «пятки отморозить»[72], возможно, ведет свое начало от какого-нибудь британского дипломата, которому пришлось терпеливо ждать аудиенции у короля в далеком прошлом, когда еще не изобрели центральное отопление. В обстановке дворца царила ослепительная белизна и ледяная суровость. Двое или трое предыдущих монархов пытались оживить свое рабочее место чем-нибудь посовременнее и поярче, но вышло не очень: цветастые детали лишь подчеркивали, как голо и мрачно все вокруг. Возможно, в былые времена, когда и мужчины, и женщины носили пышные разноцветные наряды, дворец смотрелся более по-человечески. Но в наши дни костюмы и галстуки посетителей лишь усиливали атмосферу холодного отчуждения.

Сегодня – утром Третьего Вторника – во дворце было оживленно как никогда. Согласно протоколу члены королевской семьи выходили из определенной двери, под прицелом телекамер и (в основном) восторженных взглядов толпы, надежно оттесненной охранниками к массивной чугунной ограде, садились в старинные экипажи и ехали – меньше мили – до Бинненхофа, резиденции нидерландского правительства. Последней покидала дворец и прибывала в Бинненхоф королева; по прибытии в сказочной золотой карете ее почтительно провожали в большой зал, так называемый Ridderzaal – буквально «Рыцарский зал», и там она зачитывала речь, сочиненную для нее премьер-министром. Точнее, не им одним: участвовали в этом и члены Совета министров, и их помощники, а премьер сводил воедино все черновики.

Семья Саскии в узком смысле была совсем невелика – она да Лотта; зато родни у нее было множество. Не так уж часто все эти дядюшки, тетушки, кузены и кузины собирались вместе, но когда собирались, им удавалось оживить даже Ноордейнде-Палас. Не всем предстояло отправиться в путешествие по улицам Гааги в Бинненхоф: в Риддерзале не хватило бы мест на всех, и, поскольку событие было серьезное, преимущество отдавалось политическим деятелям. Но все они собрались здесь. А немногие избранные, которым предстояло пройти по красной ковровой дорожке и занять свои места в экипажах, были одеты, причесаны, накрашены так ярко и празднично, как только позволяет этикет в наши дни. Суровый старый дворец гудел от смеха и оживленных голосов. Гости выплескивались даже в те вестибюли и салоны, которые очень давно не видывали гостей.