Синдром Л

– Папа, – воскликнула я, – ну нельзя же так! Я еще ничего не сказала. А ты уже предполагаешь что-то… самое худшее. Я даже не знаю что. Но что-нибудь ужасное, наверное.

– Ты не беременна? – спросил отец и уставился на меня в упор.

– Беременна? Нет, вовсе нет! С чего ты взял?

– Ну, надо провериться, наверно… на всякий случай…

– Да ради бога, могу провериться, если тебе от этого легче будет…

– Ага, видишь, я тебя на пушку взял… Теперь знаю, что дошло уже до того, что надо проверяться… До буквального дошло… ну да ладно. Кто он, скажи? Хотя предупреждаю, ненавижу заранее любого… Кто тебя у меня отнимает… Но поделать ничего нельзя, я понимаю. Активного сопротивления оказывать не стану… даже вида ему не покажу…

– Клянешься?

– Клянусь!

– Ну ладно… Его зовут Саша. Александр. Он очень мил. Но намного старше меня.

– Ничего себе! Не ожидал… ты же можешь любого возраста себе выбрать… и вообще – любого.

– Я пришла к выводу, что мне нужен только он.

– Ого! Солидно. И кто он, твой избранник? Где работает?

– Вот тут есть деликатный момент… Только сегодня утром я узнала, что он меня обманывал… он вовсе не простой инженер.

– Начинать с обмана… и ты так легко об этом говоришь?

– Видишь ли… Он работает в секретном учреждении, не имеет права никому, кроме ближайших родственников, признаваться в этом. Иначе уголовная ответственность, как я понимаю… Как я могла от него откровенности требовать? Если мы пока даже не обручены?

– Но он все равно – технарь, инженер, но военный?

– Ну да… Но боюсь, пап, не в войсках…

– Не в войсках?

– Хуже – в КГБ.

– О боже!

Отец расстроился. Отвернулся от меня даже. Сидел, обняв голову руками. И что-то бормотал. Наверно, свое «О боже!».

– Мне именно поэтому так тяжело этот разговор дается, что я знала, как ты будешь реагировать. Мало того, я бы сама реагировала точно так же. Если бы моя дочь… Да что там… У меня самой, когда узнала сегодня, первая реакция была: все, расстаемся. Между нами не может быть ничего общего! Абсурдом казалось, что я могу навсегда или даже на какое-то время связать свою жизнь с гэбэшником… Бред! Полный бред, исключено! Но потом кое-что случилось. Я оказалась в сложной, угрожающей ситуации – после того, как с ним рассталась…

– Час от часу не легче! Что, что с тобой произошло? Почему ты все время подвергаешь себя опасности?

– Да ладно, отец. Когда-нибудь расскажу, сейчас на другом надо сосредоточиться. Скажу одно – у страха глаза велики. Опасность, в конце концов, оказалась призрачной. На самом деле – сплошной анекдот. Ты будешь ужасно смеяться, когда все узнаешь…

– Я бы предпочел…

– Да, я знаю, ты бы предпочел все знать о каждом шаге своей дочери… А еще лучше – вообще ни на секунду не выпускать ее из поля зрения… Так вот. Когда это случилось и мне на секунду показалось, что моя жизнь может оборваться вот так неожиданно – уверяю тебя, это был совершенно неверный вывод, в общем, тебе будет весело, я тебе обещаю. Но в тот момент это казалось реальностью и так вдруг прочистило мне мозги… что я вдруг поняла: нет, не могу я его потерять. Вдруг стало ясно: легче с жизнью расстаться, чем с ним. Называй это одержимостью, болезнью, чем угодно… Я не могу тебе объяснить, в чем дело… Но это косвенно, весьма косвенно, связано с тем эпизодом, чеченским…

– Что? Как это? Объясни! Это очень важно!

– Нет-нет, неважно. Я сама думала недавно, что непременно надо все выяснить, разобраться, уточнить… А потом – тоже как пелена с глаз упала – поняла, что ничего выяснять не надо. Не имеет значения. Совсем! Он мне нужен, кем бы он ни был, имеет он отношение к той истории или нет… При любых обстоятельствах. Страшно сказать, но если быть до конца откровенной… Окажись он кем угодно, даже серийным убийцей, все равно в конечном итоге и это мало что поменяло бы… Нет, не дай бог, конечно, это было бы очень, очень неприятно! К счастью, Сашенька и мухи не обидит…

Но ты понимаешь, что я хочу сказать? Его формальные качества, его социальные свойства, его положение в вертикали власти или вне ее… Либо вообще не имеют для меня в данном случае значения, либо очень мало… Для меня в десять тысяч раз важнее его отношение ко мне, ну и мое к нему. И оно не определяется его статусом в обществе. Поэтому… КГБ… ГРУ… ВКПб – все эти буковки не имеют значения. Или самое малое. Которым можно пренебречь.

– Сильно, – сказал отец. Он явно был потрясен.

Подумав, решил, видно, произнести что-нибудь утешительное.

– Впрочем, – начал он, – сейчас у нас уже все – сплошное КГБ… Скоро ничего другого и не останется. Инженеры, врачи… скоро уже ткачих и киноактеров в госбезопасность запишут… Так что чего уж тут… С волками выть… Тем более если он инженер, технарь. Главное, чтобы с людьми не работал. Вербовкой не занимался. Вот с этими не советую связываться. У них что-то случается с головой… Во всех окружающих начинают видеть лишь объекты разработки, вербовки или манипулирования. Это становится частью натуры. Они бы и рады, может быть, от этого избавиться, но не могут. Профессиональная болезнь.