Синдром Л

– Аденома проклятая… замучила… дважды меня оперировали, и все неудачно… Я же говорю, переборщили с евреями-то… Только они умеют аденому правильно резать…

Ну, на это я и не знала, что сказать.

А старик качал своей тыквенной головой: видно было, что ему жалко себя беспредельно. А заплакать нельзя: генерал госбезопасности все же. Хоть и бывший.

Вдруг он опять перешел на громкий шепот:

– Мне теперь и от жриц толку мало… Эрекции – кот наплакал.

И опять замолчал. Наверно, задумался, правильное ли выражение употребил. А я еле сдержалась, чуть не прыснула: представила себе плачущего кота и эрекцию. Кошкины слезы как мера измерения мужской потенции. Сильно.

Погоревав, мой генерал продолжил:

– Мы могли бы с тобой и Александром прекрасно договориться… Если бы вы согласились потешить старика… Пошли бы навстречу… А я бы в знак благодарности… чего уж там… так и быть… про делишки ваши никому ни гугу… никаких рапортов. Какие уж там рапорты, если у меня у самого была бы личная заинтересованность, так сказать…

– Ничего не понимаю! – прервала я его. – Что вы имеете в виду? Что значит, потешить старика? Что такое – пойти навстречу?

А он будто не слышал. Продолжал бормотать:

– И про твое инакомыслие, и про батюшку твоего… тоже я бы не разглашал, так уж и быть. Что вы западный Новый год отмечаете… и контакты предосудительные поддерживаете. И в церковь вы не ходите… Да вы и не православные вовсе… Какое там! Протестанты небось, если не католики треклятые, прости господи!

С этими словами генерал перекрестился на икону в углу.

Точно кнутом меня ударили. Откуда?! Каким, на фиг, образом ему может быть это известно? О, это уже вам не западный Новый год отмечать… За это такое может быть… Никакие заступники, никакие связи Фазера не помогут…

У меня даже дыхание на секунду перехватило… Но виду нельзя было подавать, показывать ему, что он попал в точку.

– Что вы такое говорите, Петр Алексеевич, не понимаю, – выдавила я из себя.

– Все ты прекрасно понимаешь…

Он опять сопел. Надел очки, потом снова снял. Уставился на меня в упор. Сказал:

– И больше всего ты про себя понимаешь, какая ты красавица… Скажу: ты и вправду женщина привлекательная… Но разве в этом дело?

«А в чем?» – хотела я спросить, но промолчала.

– Мы все таким образом будем довольны… Ну что вам стоит? Абсолютно ничего! Я условия создам отличные! И не только денег с вас брать не буду – это уж я так, погорячился, не нужны мне деньги на самом-то деле…

Кажется, до меня стало доходить… Но я ушам своим не верила… Не может быть! Наверно, все-таки что-то иное имеется в виду?

А он воодушевился, видя, что я не возражаю, не кричу: как вы смеете, да за кого вы меня принимаете, да я сейчас пощечину вам дам. Воодушевился и продолжал уже громче и решительнее:

– Я даже талонами с вами могу делиться, краснополосными… У меня их столько… Я тебе говорил уже… вот посмотри…

С этими словами старикан вдруг живенько вскочил с дивана, подбежал к большому письменному столу, выдвинул центральный ящик. В глубине блеснуло что-то черное, металлическое… Но старик лез явно не за этим. Он стал доставать пригоршнями пачки талонов, сколько у него их там скопилось, бог его знает. Наверняка множество неиспользованных вовремя, давно просроченных. Бессмысленная куча некрасивых, примитивно отпечатанных бумажек, перечеркнутых широкой красной полосой…

Он подбрасывал талоны в воздух, и они, крутясь, как безумное конфетти, бумажным дождем падали на стол и на пол… Я смотрела как завороженная, не в силах ничего сказать.

– Вот, вот они, красавчики, красненькие мои, – любовно приговаривал старик. – Девать их некуда… все коплю, коплю… а со временем, если мы будем друг другом довольны, можно будет даже и в двухсотой для тебя, Александра, что-нибудь присмотреть… Ведь такой эффектной женщине необходимо шикарно одеваться… я ведь все понимаю, я не старый пень какой-нибудь.

Чтобы протянуть время, я энергично покивала. Дескать, нет, вовсе не пень.

– Так что видишь, Александра, – гнул Тыква свою линию, – мы могли бы прекрасно устроиться все трое… к взаимному, так сказать, счастью и удовольствию… Потом, подумай: ведь не всегда же такая лафа у твоего Александра будет. Рано или поздно жена с дочкой вернутся. Гнездышко захлопнется. А у меня тут – красота. Трахайся, не хочу. Как там вы, западники оголтелые, говорите? Флэт у вас отличный будет. Хотя почему по-русски не сказать: свободная квартира? Не понимаю. Сколько угодно будет у вас для этого дела свободной жилплощади. Как-нибудь можно было бы даже и подругу вашу, Ниночку пригласить… Она хоть и не такая красотка, как ты, но очень мила, очень… И вы бы заодно помирились с ней на этой почве, так сказать… Хи-хи…

«Просто обыкновенный сумасшедший… натуральный психический больной, – думала я. – А что, не бывает сумасшедших генералов, что ли? Еще как бывает! Но что мне с этим делать в конкретной исторической ситуации, понятия не имею…»

– Погодите, Петр Алексеевич, – сказала я. – Что-то я никак не могу взять в толк… правильно ли я понимаю… Вы что, группен-секс с нами устроить хотите? Свальный грех?