– Случайно нет, – поскучнел дедушка. – Это раньше про соседей все знали от «а» до «я». И указатели в подъезде висели, кто, значит, под какой фамилией и в какой квартире живет. А сейчас хорошо, если раз в месяц столкнешься на лестнице: «Здрасте вам». – «И вам не хворать». Вот в соседнем подъезде старушка, Лилия Тимофеевна, попала под машину, так никто и не хватился. А через полгода встречаю ее, идет с костылем, несчастная такая. Ну, говорит, Олег, – это я, значит, Олег Сергеевич, – все вы, мужчины, такие. То прямо в женихи набиваетесь, а как в больницу попала, никто и не зашел даже. Это я, значит, в женихи набиваюсь! А самой сто лет в обед. Ну, конечно, я-то постарше буду, но я же мужчина. Опять же, с костылем… Женщина она вздорная, вспыльчивая. У такой костыль в руках вполне может быть приравнен к холодному оружию. М-да… О чем это я?
– О женихах, – терпеливо напомнил Рыбак. Болтовня старика немного раздражала, но интуиция подсказывала – он может оказаться источником полезной информации.
– Вот-вот, о женихах. Эта самая Лилия Тимофеевна заявила, что убитый – жених нашей Наночки.
– Жених? – переспросил Рыбак, чувствуя – вот оно, то самое, ради чего он выносил весь этот словесный поток.
– Вот именно. Как зовут – не спрашивайте, не имел чести быть представленным, знаю только, что он известный оперный певец. Но это, опять же, со слов Лилии Тимофеевны, так как я оперу не особо уважаю. Вот духовой оркестр – другое дело. Очень уважаю Чайковского, увертюра «1812 год». Слышали, наверное? Тара-тира-тара-та та-та! Тара-тира-тара-та та-та! И колокола: бам-бам-бам! Вот это – да. Музыка! До самых кишок продирает. А опера…
– А не подскажете, как мы можем поговорить с Лилией Тимофеевной? – нетерпеливо поинтересовался Щедрый.
– С Лилией Тимофеевной? Да пожалуйста! Она живет в девятой квартире. Во-о-н та дверь, третий этаж. Я даже могу вас проводить.
– Спасибо огромное, – поспешил отказаться Рыбак. – Мы и так вас задержали.
– Задержали, не задержали, а наша первоочередная задача – помогать органам в их работе. Так что я сочту за честь внести, так сказать, посильную лепту в расследование.
Не дожидаясь ответа, Олег Сергеевич развернулся на сто восемьдесят градусов и пошагал к соседнему подъезду. Щедрому и Рыбаку ничего не оставалось, как последовать за ним.
Набрав код на домофоне и дождавшись хриплого «Да» в ответ, Олег Сергеевич сказал:
– Лилечка, тут с тобой товарищи из полиции хотят поговорить по поводу Наны и ее жениха. Пустишь нас?
Дверь запищала, предлагая гостям войти. Олег Сергеевич поднимался по лестнице медленно, ступая одной ногой и подтягивая к ней другую, и Рыбаку стало совестно, что они эксплуатируют такого возрастного свидетеля.
– Может, мы все-таки сами? – спросил он.
– Да вы не подумайте, – бойко отозвался дедушка. – Я ей специально фору даю, чтобы она, значит, марафет навела. Сами увидите.
И действительно, после довольно продолжительного ожидания под дверью им открыла миловидная женщина, которой на вид нельзя было дать больше шестидесяти, – рядом с ней бравый Олег Сергеевич казался сморщенной картофелиной. Стройная, с одуванчиком рыжих волос, в белом брючном костюме, украшенном золотой брошью в виде цветка с перламутровыми лепестками, и с белоснежной тростью с золотой рукоятью, скорее модным аксессуаром, чем средством реабилитации, Лилия Тимофеевна напоминала французскую актрису, портрет которой Рыбак видел в Пушкинском музее, куда попал стараниями Аси[22].
Олег Сергеевич прямо-таки остолбенел от такой красоты.
– Лилечка Тимофеевна, – простонал он и замолчал. Щедрый решил взять бразды правления разговором в свои руки.
– Здравствуйте! Нас интересует Тимофей Куцак, жених Наннерль Серовой.
– Тимофей, как говорите, его фамилия?
– Куцак, – терпеливо повторил Иван.
– Нет, – женщина покачала головой, – не слышала о таком. Фамилия очень уж необычная, я бы обязательно запомнила.
– Как же, Лилечка! – возразил Олег Сергеевич. – Ты сама мне третьего дня рассказывала, что убили Наночкиного жениха.
– Так я рассказывала про певца, Фигаро, а про Куцака и слыхом не слыхивала. Дело, конечно, молодое, вокруг меня когда-то тоже много молодых людей вилось…
Лилия Тимофеевна мечтательно прикрыла глаза, обещая всем своим видом выдать не меньше десятка историй о своей юности.
– Посмотрите, пожалуйста, – Рыбак нашел в смартфоне фотографию Фигаро, присланную ему Лебедевым, и показал женщине.
– Ну-ка, ну-ка… – Она с видимым недовольством вынырнула из воспоминаний, взяла телефон в руки, всмотрелась в изображение, затем сходила в комнату и вернулась в очках. – Так, значит, говорите, его звали Тимофей Куцак?
– Вы подтверждаете, что этот человек являлся женихом Наннерль Серовой? – официальным тоном спросил Щедрый.
– Этот, этот, – горестно покивала Лилия Тимофеевна. – Бедная Наночка…
– Почему – бедная? – спросил Рыбак.
– Так она говорила, что жених ее – иностранец, богатый, выступает в лучших залах Европы, она переезжает с ним в Австрию, у него дом в Венском лесу… Ой, а что же это мы стоим в дверях? Вы проходите, проходите. Чай будете? Кофе не держу – гипертония.