Синдикат-2. ГПУ против Савинкова

Статья была опубликована в советской и иностранной прессе. Она явилась любопытным человеческим документом, пролила дополнительный свет на роль правительств и разведок западных стран в борьбе против советской власти.

Учитывая то, что комментарии в советских газетах в адрес Савинкова были весьма резкими, 14 сентября 1924 г. Ф.Э. Дзержинский пишет в Секретариат ЦК РКП(б) Молотову: «Наша вся пресса по отношению к Савинкову заняла не совсем правильный тон. Его слишком лично задевают и оскорбляют. Это никоим образом недопустимо, ибо Савинков не будет иметь никакого импульса разоблачать то, что знает, и затем — для колеблющихся такое отношение с нашей стороны к Савинкову может заставить дальше оставаться в белогвардейском лагере. Савинков уже сам убил себя политически, теперь надо использовать его в смысле получения от него показаний о Франции, Польше и т. д. и в смысле разложения эмигрантщины. Просьба дать нашим всем газетам, в том числе и юмористическим (вроде Заноза с Перцем) соответствующие директивы, а именно:

1. Савинкова лично не унижать.

2. Не отнимать у него надежды, что он может выйти в люди.

3. Влиять в сторону побуждения его к разоблачениям путем того, что мы не возбуждаем сомнений о его искренности, но вместе с тем перепечатываем о нем всякие гадости белой иностранной печати»[237].

15 сентября 1924 г. Политбюро принимает решение дать директиву отделу печати о Савинкове.

«1. Дать директиву Отделу печати наблюдать за тем, чтобы газеты в своих выступлениях о Савинкове соблюдали следующее:

а) Савинкова лично не унижать, не отнимать у него надежды, что он может еще выйти в люди;

б) Влиять в сторону побуждения его к разоблачениям путем того, что мы не возбуждаем сомнений в его искренности;

2. Поручить Отделу печати на основании этой директивы дать разъяснения редакторам газет и предложить им все возбуждающие сомнения статьи и т. п. согласовывать с Отделом печати»[238].

В это время Б.В. Савинков пишет письмо Философову:

«Дорогой друг Дмитрий Владимирович.

Пишу Вам «друг», хотя и прочел Вашу статью, вернее, отрывки из нея… В этой статье меня больше всего поразило, что Вы думаете, что я «заманиваю» Вас в Москву. Что дало Вам основание думать так.

Я перед Вами виноват очень, но только в одном — в том, что не успел переговорить с Вами до конца. Ни в чем другом я не виноват, и через год, два, три Вы в этом убедитесь сами. Вы приписываете мою «перемену» авантюризму. Подумайте спокойно. Разве при царе я не был долгие годы «скромным эмигрантом». И неужели Вы из тех, кто искренно верит в мой «авантюризм».

Истина проще. Я увидел, что побежден, что мы все побеждены, и сказал это вслух. Не сказать этого в моем положении значило бы снова звать на борьбу. А звать я уже не мог. И не только потому, что борьба оказалась бесплодной. Вы это знаете, но и еще потому, что для меня стало ясно, что она не нужна. Это стало для меня ясно еще в 1923 г. и только приезд «друзей» сбил меня с толку. Не думайте, что я ехал, решив тайно от Вас сдаваться. Нет я сам не знал, что я буду делать. Это в огромной степени зависело от того, что я здесь увижу. А увидел я очень многое, для себя /и для всех, конечно/ очень неожиданное. Неожиданное не только в смысле нашей борьбы, но и того, что здесь происходит. Вы слепы, и Вы мне теперь не поверите и снова обрушитесь на меня. Но и у Вас когда-нибудь раскроются глаза. Не могут не раскрыться. Россия оживает и оживает не вопреки, а при помощи Советской власти. Думайте обо мне, что хотите, но я утверждаю, что это так и что люди за границей не понимают ничего, ибо живут воспоминаниями о 19 и 20 гг. Ну, да что… Убедить Вас я не смогу и хочу одного: вспомните обо мне, когда жизнь заставит признать Вас свою ошибку, как я признал свою.

Обнимаю Вас.

Ваш Б. Савинков»

В это же время Борис Викторович обращается с Открытым письмом к известному народовольцу, первому «политическому» арестованному советской властью Владимиру Львовичу Бурцеву. Живя в Париже, Владимир Львович предпринимал попытки объединить антисоветскую эмиграцию в борьбе с большевиками. В связи с этим перед своим отъездом в Россию Савинков встречался с ним.

«Перед моим отъездом в Россию, я был у Вас в Париже. Я советовался с Вами по некоторым организационным вопросам. О признании Советской власти между нами, конечно, не было речи. И Вы, вероятно, спрашиваете себя, не утаил ли я от Вас своих истинных целей. Не поехал ли я в Москву для некоей «инсценировки» процесса.

Нет. Я с Вами был откровенен всегда и буду откровенен теперь.

Больше года назад я пришел к заключению, что бороться с большевиками бесплодно, по крайней мере, бесплодно из-заграницы. Но я почти ни с кем не поделился тогда своим мнением. Я не сделал