Время шло, Ярослав молчал, а "хозяева жизни" уже начали со смехом лапать и раздевать девочку. Значит в первый раз ему не нужны были "секунды храбрости", из кустов, где ему ничего не угрожало, орать мог любой чуть более смелый, среднестатического, человек. Ну что, Яр, будем представлять себе последствия, где тебя убивают, а девочку все равно находят и насилуют, или пойти, чтобы никогда не было стыдно смотреть себе в глаза? А, Яр, кто ты? Правду-то, ты знаешь, не сможешь закрыть глаза и сказать себе, что тебя это не касается и толку не будет. 1, 2…
— Что, Гандос, ты смотрю в конец оборзел?!
Наименованный латексной защитой от венерический заболеваний, на долю мгновения даже пригнулся, ведь это звучное, но нелицеприятное прозвище обычно звучало из уст тех, кто сильнее, статуснее, чем персона, тогда школьника Гены Макарцева, который вынужден был молчать и проглатывать обидную кличку с дебильной улыбкой, иначе следовали кары. Но затем он развернулся, вспомнил, что нынче круче него в СЗАО, только его папа, и его морда перекосилась в смертельной ярости.
— Выходи…! Я тебя…! Ты… на кого… голос поднял?! Я тебе… эти слова в… засуну!!! — матерно отреагировал на обидную кличку мажор. Секунды капали, дыхание задержано…6, 7…
— Что же, Гандос, старых знакомых не узнаешь?! — делано удивился Ярослав
Девочка была мгновенно забыта, ослепленный бешенством злодей и два его дружка шли к полутемной фигуре, стоящей в тени деревьев. Ярослав стоял и второй раз за день молился: "Беги, дура. Беги!" Мысленный посыл снова не был услышан. Видимо, шок оказался слишком сильным, и захлебывающаяся слезами, малолетка вместо того, чтобы бежать, пыталась закрыть обнаженную грудь, неплохую, что отметил Яр, в остатки порванной блузки. Шанс совершить данную операцию был минимальный — шелковая рубашка изначально была в обтяг, а после варварского нападения вообще не затягивалась. А противник подходил все ближе, и тогда пришлось использовать так нелюбимую победоносными полководцами, ретираду. Юноша побежал, а с ревом и непрекращающимся матом за ним рванули враги.
План "Б" практически удался. Как известно — придумай план, а тот кто его сломает всегда найдется. Поэтому когда молодой человек споткнулся о кошку, которая была вероятно слепоглухонемой, ибо как можно было не услышать рев трех "носорогов" и хруст ветвей под ногами лидера забега, потому что только этим можно было объяснить то, что она в панике не убралась за тридевять земель. Падение было болезненным, но без фатальных травм. Данные повреждения нанесут ему другие, и наверное в разы болезненнее. Какой бы ни был Ярослав воспитанный человек, но мелкого ловца грызунов, он материл так, что вероятно цвет кошака изменился на красный, а от икоты он задыхался. Зато воспитание и ситуация заставила произносить эту тираду про себя, не хватало бы, чтобы преследователи приняли эти слова на свой счет.
— Тыыы?! — еще разок удивил Ярослав, старого знакомого.
— Я, — спокойно ответил юноша. — Не узнал, богатым буду.
Конечно, хладнокровие было напускным, внутри молодого человека все тряслось от неизбежных побоев. Девять секунд это х…ня, что делать когда они истекли, а на новый порыв просто нет сил. Бесконечная храбрость это не про Ярослава, но привычка держать эмоции под контролем, помогала казаться не полным трусом.
— Чее-е?! Кумарище, ты вообще о…л?! Ты знаешь, что я с тобой сделаю?! — изумленно выматерился бывший одноклассник.
Его удивлению были причины. Конечно, оказать сопротивление здоровяку-старшекласснику он не мог, но никогда не опускался ниже определенного уровня, то есть не прислуживал, не чистил ему обувь, типа, не унижался ниже плинтуса. Хотя побои и шутки сносил безропотно, молча, изредка робко возражая. И теперь казалось молчаливое сопротивление бывшего "терпилы" сломало последнюю планку в мозгу золотого мальчика.
— Все, п…ц тебе! Счас я тебя, м…а, покалечу, а потом мы тебя кастрируем, — зловеще прохрипел мажор.
Ярослав понял. Это конец. Конец зарождающимся отношениям с Мариной. Конец ему, потому что Гандос реально слетел с катушек, потому что ему ничего не будет за убийство парня, потому что такого унижения он бывшему лошку не простит. И впервые за долгие годы издевательств страх побоев, унижений, смыло еще большим страхом — страхом смерти, который затер все мелкие ужастики, те что отвечали за мысли о последствиях, вроде "даже если я его побью, то завтра меня найдут и изобьют еще сильнее" или "если кого покалечу, то сяду в тюрьму". Ярослав ударил первым.