Символы распада

— Нет, конечно. Только очень недалекий человек может считать, что работа в разведке или контрразведке может унизить человека. Нравственные критерии всегда важнее всего. В конце концов, государство должно иметь свои спецслужбы по обеспечению нормальной деятельности самого механизма функционирования столь сложного организма, каким является любая форма правления. И я с большим уважением отношусь к сотрудникам спецслужб, часто рискующим собственной жизнью ради других людей. Просто я не принадлежу к ним в данное время, вот и все.

— Странно, я думал, что вы их штатный сотрудник.

— Нет. Просто много лет назад, когда существовала еще такая страна, как Советский Союз, а мне было гораздо меньше лет, чем сейчас, у меня еще сохранялись какие-то иллюзии, или идеалы, назовите их как хотите. Я тогда был рекомендован на работу в специальный комитет экспертов ООН, сотрудничал с Интерполом. Формально в те годы Советский Союз не входил в Интерпол, и мы скрывали наши связи. А потом страна распалась… И я остался не у дел. Стал никому не нужен. К тому же меня серьезно ранили в конце восемьдесят восьмого года. Мне до сих пор кажется, что если бы я нормально мог работать в конце восьмидесятых, то не произошло бы развала страны. Это, конечно, просто мальчишеский бред. Что мог сделать один человек против целой системы, которая начала разрушаться? Но у меня такое чувство, что в этом есть какая-то доля и моей собственной вины. После распада Советского Союза я уже не был нужен никому. Вы же помните, какая тогда поднялась вакханалия. Сносили памятники, переименовывали города, изгоняли коммунистов.

Кому был нужен бывший эксперт ООН, представлявший канувшую в Лету страну? А на моей родине начался шабаш. Там к власти пришли националисты, которые вообще считали, что таких людей, как я, нужно уничтожать в первую очередь. И тогда я переехал в Москву. Впрочем, и там меня никто не ждал с распростертыми объятиями. Нужно было устраиваться на работу. У меня гуманитарное образование, я заканчивал юридический факультет, но кому нужно было мое образование в те годы? Я стал сначала консультантом, а потом экспертом. Меня все чаще приглашали на консультации по разным сложным вопросам. Вот так я оказался в роли эксперта. И этим теперь зарабатываю на жизнь.

— У вас сложная судьба, — согласился Финкель.

— Так получилось. Меня даже награждали в закрытой комнате без окон и дверей. Мне показали мою награду, а потом ее забрали, пообещав вернуть. Но до сих пор не вернули. Осенью девяносто первого меня отправили в командировку, а женщина, которую я любил, в это время погибла.

— Я, кажется, вызвал у вас неприятные воспоминания.

— Нет. Наоборот. Я вам благодарен, что вы пришли. Иногда существует потребность высказаться, а я уже много лет живу один и не имею такой возможности. Говорят, что незнакомым людям легче исповедоваться, чем близким. Наверно, так оно и есть на самом деле.

— Я думал, вы специалист в области ядерной физики, — улыбнулся Финкель. — Здесь многие офицеры ФСБ бывшие выпускники технических вузов.

— Нет. Я ничего не понимаю в ваших делах. Я дилетант настолько, что могу не отличить ЯЗОРД от обычного автомобильного мотора.

Финкель рассмеялся.

— Это действительно интересно, — сказал он. — Впрочем, вам это и не обязательно. Зато вы умеете очень неплохо разбираться в людях. Это тоже талант, который дается с рождения.

— Мне просто повезло, — признался Дронго, — стечение обстоятельств, некоторые догадки, некоторые факты. Если бы дети не нашли погибшего водителя, мне бы никто не разрешил продолжить расследование до конца. Чистое везение. Так иногда случается.

— Когда вы будете в Москве, заходите ко мне домой, — вдруг предложил Финкель, — я тоже живу один. Дети и внуки навещают меня, но иногда и у меня возникает некая потребность в общении. Мне кажется, у нас мог бы получиться интересный диалог, как вы считаете?

— Спасибо. — Дронго был тронут предложением старого ученого. — Знаете, вы чем-то напоминаете мне моего отца.

— Он жив?

— Да. И ему много лет, уже за семьдесят. Мы с ним очень дружим.

— Это прекрасно, — сказал, вставая, Финкель. — Дай Бог ему здоровья. И не забудьте о моем предложении. Вот моя визитная карточка.

Он ушел, а у Дронго еще долго сохранялось хорошее настроение. Ночью он заснул и видел во сне родителей. А рано утром они вылетели в Москву, и он сидел рядом с убийцей Волновым. Когда вертолеты долетели до аэропорта, где у них была первая пересадка, Дронго спросил у Волнова:

— Сколько лет супруге Суровцева?

— Не знаю, кажется, двадцать пять. А почему вы спрашиваете?

— Просто так. Странно, что она в столь юном возрасте уже мыслит столь безнравственными категориями.

Волнов усмехнулся. Теперь на руках у него были наручники. Он наклонился к Дронго и тихо прошептал:

— А вы моралист, да? Никогда не спали с чужой женой? И никогда не поступали против совести?

— Спал, — честно признался Дронго, — и не всегда поступал по совести. Но никогда никого не предавал. И не убивал. Во всяком случае, невиновных людей.