Символы распада

Именно там он встретился с синьором Ревелли, с которым и раньше вел некоторые коммерческие дела. Когда Ревелли начал осторожно заговаривать о ядерной мини-бомбе. Хорьков был уже готов к подобному разговору. Ревелли объяснил, что у него имеются данные о том, что подобное оружие уже есть в России, а за его мини-бомбу очень многие солидные клиенты готовы заплатить колоссальные деньги. Когда Ревелли назвал сумму, Хорьков чуть не упал со стула. Она равнялась тому, что он заработал за много лет, и превышала его самые смелые ожидания. При разговоре присутствовал человек Ревелли, неплохо знавший русский язык. Это бьи итальянец из Триеста, отошедшего после второй мировой войны к Югославии.

Итак, сумма была фантастической. Именно поэтому он не поленился вылететь в Москву, откуда позвонил Маше и потребовал, чтобы она немедленно приехала к нему. Маша, очевидно, была внутренне готова к такому повороту в своей судьбе. Разругавшись с мужем, она улетела в Москву к Хорькову. Когда знаешь, что у тебя есть надежное обеспечение, как-то решительнее и спокойнее идешь на конфликт.

Вдвоем они тщательно продумали все детали предстоящей операции. Маша предложила привлечь к ней заместителя начальника службы безопасности. По ее словам, он был безумно в нее влюблен и готов ради нее на все. После этого Хорьков дважды встречался с ним, обговаривая все детали. О том, что надо устранить свидетелей, первой заговорила сама Маша. Она твердо и спокойно объяснила мужчинам, что нельзя доверять ни такому шалопаю, как Эрик Глинштейн, ни такому размазне, как ее муж. Она все время употребляла именно это слово: «размазня». Очевидно, она не только не любила, но и совсем не уважала своего мужа. Все было обговорено, и все было решено. Потом Хорьков с Машей уехали в Финляндию.

Десятого июня груз был вывезен. Все прошло гладко и дальше развивалось по разработанному ими плану. Одиннадцатого июня автомобиль с двумя молодыми учеными свалился в овраг и загорелся. Маша выехала на похороны и стояла у гроба бледная от волнения. Ее глаза были полны слез; она казалась воплощением скорби. Вернувшись с похорон, она поразила даже Хорькова. В ту ночь она была столь страстна и столь дерзка, как никогда раньше, словно смерть мужа окончательно освободила ее от всех условностей. Эта была незабываемая ночь и для Хорькова. Он понял, что отныне связан с Машей навсегда. Ребенка она обычно оставляла у матери, чтобы он ей не мешал. Казалось, все вдет так, как они и задумали.

Несколько дней назад груз должен был пройти границу. Хорьков сам звонил всем, требуя точной проверки. Он не сомневался, что груз прибудет нормально и его можно будет сразу отправлять в Данию, откуда его перегрузят в ящики и переправят дальше — в Германию и Францию. Но неожиданно все получилось иначе. До места назначения дошел только один ящик. Второго в вагоне не оказалось. Сопровождавший грузы человек из его боевиков ничего не мог объяснить. Даже итальянец, который пересек границу вместе с этим проклятым грузом, и тот ничего не знал. Ясно было лишь, что произошло невероятное. И один из людей Сирийца похитил ящик. Это было неправдоподобно, невозможно, немыслимо, но это случилось, и они начали поиск исчезнвшего Сухарева по всей стране.

Первый ящик благополучно достиг Дании и был перегружен для отправки в Германию и дальше. Второго ящика нигде не могли найти. Рассерженный синьор Ревелли звонил в Хельсинки по двадцать раз в день. И еще по стольку же раз сам Хорьков звонил Законнику в Санкт-Петербург, требуя немедленно найти ящик.

К этому времени он уже знал, что все причастные к похищению груза были жестоко наказаны. Погибли Сириец и его боевики, застрелился Сухарев, но груза по-прежнему не было. Наконец появилось это сообщение об облученном Сухареве. И Сергей Хорьков понял, что случилось самое, страшное, что только могло. Груз исчез окончательно, и найти его теперь нет никакой возможности. Следовало исходить из того непреложного факта, что итальянцы захотят получить половину своих денег, переведенных ему в качестве оплаты за эти ящики. Деньги придется возвращать, да еще и платить колоссальную неустойку, как было условлено в случае нарушения договора. Плюс выслушивать постоянные упреки синьора Ревелли.

Рассудив, что это слишком большая плата за неприятности, Хорьков решил продать свой дом в Хельсинки и переехать на постоянное место жительства в Россию. Он был убежден, что там его итальянцы не посмеют потревожить. В конце концов, он и так сделал почти невозможное, сумел обеспечить им доставку одного ящика.