Символы распада

Лопухин, хромая, прошел к автомобилю. Он был доволен. Ему удалось уйти от сотрудников ФСБ три дня назад, затем пересечь российско-украинскую границу, сесть в самолет, улетавший в Берлин, получить в Берлине оружие и случайно найти в кармане тот самый адрес Ревелли, который он дал своим киллерам. Он вдруг понял, что это его единственный шанс закрепиться в Европе. Нужно только все рассчитать правильно и появиться в нужном месте и в нужное время.

Весь вчерашний день он терпеливо ожидал, когда наконец ребята приступят к работе. Но они были осторожны. Они выслеживали Ревелли, а Полухин выслеживал их. Полухин понимал, что на несколько тысяч долларов, вывезенных из Москвы, он в Европе закрепиться не сможет, тем более что ему нужны будут новые документы. А на это потребуется и много денег. Значит, оставался единственный шанс — убрав собственных киллеров, услужить мистеру Ревелли и стать его личным телохранителем. Только в этом случае у него появлялся шанс зацепиться в Европе. Труднее всего ему было сегодня утром, когда Ревелли поехал в отель, а ребята двинулись за ним, устроив настоящую гонку. Он чудом нашел случайную машину и, пообещав сто долларов, рванулся за ними следом. В отеле он старался не попадаться им на глаза, но позже все-таки решил, что лучше сделать вид, что он будет работать вместе с ними. Ребята очень обрадовались, увидев его. Они договорились, что все произойдет в этот день. Он был спокоен, ребята его никогда не обманывали. В тот момент, когда они решили, что можно начинать, он выхватил свой пистолет. Нужно было видеть лица обоих дурачков. Они решили, что он сошел с ума. Если бы они знали, как помогли ему.

Ревелли вернулся в машину с большой сумкой, опасливо покосился на мирно сидевшего старика и уселся за руль.

— Клянусь святой Девой Марией. Никогда в жизни больше не буду иметь дела с этими русскими, — пробормотал он, выезжая со стоянки.

Париж. 18 августа

Они постучали еще раз в дверь и в этот момент увидели, что по коридору идут Суровцева и Шалимова.

— В чем дело, капитан? — строго спросил Машков.

— Мы вышли с ребятами погулять, — объяснила Шалимова, — нас было трое, а она одна. Вы напрасно беспокоитесь.

— Ясно. Суровцева, вы мне нужны, — сказал Машков.

Она вошла в комнату. Дронго и полковник быстро прошли следом за ней.

— Мне нужен адрес Ревелли, — без обиняков сказал Дронго.

— Какой адрес? — притворно удивилась женщина. Синяки у нее начали проходить, и она уже несколько пришла в себя.

— Быстрее… Адрес Ревелли, — требовал Дронго.

— Я не понимаю, о чем вы говорите. — Она неторопливо прошла к своей кровати, села на нее.

— Вы говорили, что Хорьков решил послать киллеров убрать Ревелли. Правильно?

— Да, правильно. Ну и что?

— Куда он их послал? Он же не мог послать их куда попало. Или поручить им искать Ревелли по всей Европе. Он дал им конкретный адрес. Где? Где адрес Ревелли?

— Да, — растерянно сказала она, — он дал адрес. Я совсем про это забыла.

«Или она гениальная актриса, или действительно забыла», — подумал Дронго и быстро переспросил:

— Где адрес?

— Остался на даче, на столе Хорькова, — вспомнила женщина.

— Вы изъяли все бумаги Хорькова? — повернулся Дронго к Машкову.

— Да, они все сейчас в ФСБ.

— Звоните в Москву. Срочно. Пусть поднимут все бумаги. Там должен быть адрес Ревелли.

— Они и так сейчас занимаются всеми бумагами Хорькова.

— Нам не нужны все, полковник. Нам нужны только адреса в Париже. Звоните в Москву.

Машков вышел, чтобы позвонить от себя. Дронго задумчиво посмотрел на Суровцеву. Она улыбнулась:

— Вы бываете такой строгий.

— Не стоит стараться, — поморщился он, — не люблю самок.

— Что?

— Не люблю животных самок, — повторил он, глядя на нее с отвращением.

— Вы негодяй, — убежденно произнесла она, — вы оскорбляете женщину, которая зависит от вас. Вы настоящий негодяй.

— Я не вижу здесь женщины, — возразил он, — если вы относите себя к представительницам женского пола, то должен вам сказать, что вы своей принадлежностью к ним оскорбляете весь женский род. Здесь нет женщины, Суровцева. Настоящая женщина никогда не позволит себе так хладнокровно планировать убийство собственного мужа, отца своего ребенка. Вы не женщина, вы чудовище. Хорьков рассказал Машкову, что вы обманули его даже в последнюю секунду, заявив, что беременны от него. Врачи, которые вас осматривали, не нашли никакой беременности. Вы чудовище, — повторил Дронго, — лживое и подлое.

— А вы гнусный женоненавистник, — разозлилась она. — Вы, наверно, импотент. Или голубой. Я думаю, скорее первое. Поэтому вы так и ненавидите меня, что сами ничего не можете сделать.

— Я не собираюсь вам ничего доказывать. Думайте как хотите. У вас просто-напросто извращенная психика.

— Дурак! — Она отвернулась и замолчала, потом несколько раз нервно повторила: — Дурак, дурак, дурак!

Он вышел из комнаты и прошел к Машкову. Тот положил трубку и обернулся к Дронго.