Символы превращения в мессе

Если понимать докетизм «Деяний Иоанна» в этом смысле, то он предстанет скорее усовершенствованием исторических фактов, нежели их обесцениванием. Нет ничего удивительного в том, что подобная изощренность оказалась недоступна простому человеку, хотя с психологической точки зрения здесь все ясно как день. Но, с другой стороны, для образованных людей этих первых веков христианской эры параллелизм земных и метафизических событий отнюдь не казался чем-то необычным, хотя им и не было ясно, что их визионерские символы не обязательно передают какие-то запредельные реальности, но в первую очередь являются восприятием тех внутрипсихических или подпороговых процессов, которые я называю рецепционными явлениями. Созерцание жертвенной смерти Христа в ее традиционной форме и ее космическом значении констеллировало (как это всегда случается) аналогичные психические процессы, которые затем, в свою очередь, давали толчок к интенсивному сим-волотворчеству, как я это уже показал в другой работе. Совершенно очевидно, что именно это и произошло в нашем случае, вылившись в резко очерченный раскол между историческим, чувственно воспринимаемым событием внизу, на земле, и идеальным, визионерским событием в вышних: с одной стороны, мы имеем крест из дерева как орудие пытки, с другой — тот же крест как светозарный символ. Центр тяжести явно сместился на идеальное событие, непроизвольно наделив при этом наибольшей важностью именно психический процесс. Такая пневматическая тенденция, конечно же, принижает значение конкретного исторического события односторонним и спорным образом, однако ее нельзя попросту отбросить как излишнюю и ненужную, поскольку конкретное событие само по себе не может породить никакого смысла, но в значительной степени зависит от того, как оно понимается. Для постижения смысла или значения (Bedeutung) чего бы то ни было необходимо толкование (Deutung). Голые факты сами по себе не имеют никакого смысла. Так что мы не можем отрицать ценность гностических попыток истолкования Жертвы Христовой, даже если они и выходят далеко за рамки раннехристианской традиции. Мы могли бы даже рискнуть выдвинуть утверждение, что такие попытки уже имплицитно содержались в самой этой традиции, поскольку в новозаветном словоупотреблении «крест» и «Распятый» — практически синонимы. Четверичность (QuaternitSt), намеченная уже в видении Иезекииля, внятно и отчетливо выражается в «Книге Еноха», которая датируется временем, непосредственно предшествующим христианству. (Ср. «Ответ Иову».) В «Апокалипсисе Софонии» Христос предстает окруженным голубиным венцом. (Stern, Die kopti-sche Apokalypse des Sophonias. 1886, p. 24.) Ср. мозаику в апсиде церкви Св. Феликса в Ноле, изображающую крест, окруженный голубями. То же самое — в Сан-Клементе, в Риме. (Wickhoff, Das Apsismosaik in der Basilica des HI. Felix zu Nola. 1889, p. 158 ff., и Rossi, Musaici Cristiani delle Chiese di Roma anteriori al secolo XV. Илл. XXIX.)

В нашем тексте крест противопоставляется аморфному множеству: он имеет «форму» или сам является таковой и символизирует средоточие, определяемое пересечением двух прямых. Он идентичен Господу (kyrios) и Логосу, Иисусу и Христу. Остается неясным, как это Иоанну удается «видеть» Господа «над крестом», если тот лишен «внешнего вида». Он лишь объясняющий видение голос: этим, возможно, указывается на то, что и сам крест из света есть лишь наглядное представление непозна- . ваемого, чей голос можно слышать отдельно и независимо от креста. Такое толкование как будто подтверждается замечанием Господа, что крест называется «Логосом» и т.д. «ради вас».

Крест означает устроение, противопоставленное неустроенному хаосу бесформенного множества. В другой своей работе я уже показал, что крест действительно один из древнейших символов строя и порядка. В области психических процессов он равным образом выполняет функцию упорядочивающего средоточия и потому в состояниях психического расстройства, вызываемых, как правило, вторжением бессознательных содержаний, видится также в форме четырехчастной мандалы. Нет сомнений, что в раннехристианские столетия такие явления были частыми, причем не только в гностических кругах. (вдохновенная речь и глоссалия) Понятно поэтому, что для гностической интроспекции не могла остаться незамеченной нуминозность этого архетипа, на которую гностики должны были соответствующим образом отреагировать. Крест обладал в их глазах точно такой же функцией, какая на Востоке во все времена отводилась атману, т. е. самости. Это восприятие представляет собой одно из центральных для гностицизма переживаний.

Совершенно оригинальное определение средоточия или креста как diorismos (предела) Всего: это означает, что своих границ универсум достигает не на какой-то отсутствующей периферии, но в самом своем средоточии. Лишь здесь существует возможность «выхода за пределы» мира сего. Все неустойчивое увенчивается вековечным и покоящимся, и все дисгармонии разрешаются в самости в «гармонию премудрости».