Как отмечал Гёте, художник говорит миру через общее, а это общее он не найдет в природе, но это есть плод собственного его духа или, если угодно, плод наития, оплодотворяющего божественное дыхание. Теперь же художник уподобился природе: в цветовом отображении своего внутреннего мира он освободился от догматической белизны социума – от сознания, веками довлеющего над его творчеством. И уайльдовский закон, по Малевичу, можно было бы выразить, наверное, так: «Искусство кончается там, где принимается социальное давление».
«Если искусство служит тому, чтобы “пробуждать чувства”, то входит ли в число этих чувств в конечном счете и его чувственное восприятие?» – поставил вопрос Людвиг Витгенштейн в работе «Культура и ценность» и ответил: «…Произведение искусства можно назвать если не выражением чувства, то чувственным выражением или прочувствованным выражением».
Как считал Витгенштейн, в индивидуальном переживании существенно не то, что каждым человеком оно переживается по-своему, а то, что никто не знает, это ли переживает и другой или же нечто иное. Выходит, можно было бы предположить, что одна часть человечества имеет одно ощущение красного, другая часть – иное.
Воспроизводимости чувств касаются и другие исследователи. Так, при анализе «Черного квадрата» психологи отмечают: «Впечатление, производимое этой картиной, психологически можно, по-видимому, объяснить заключенной в ней своеобразной диалектикой динамики и статики. С одной стороны, квадрат, объединяя вертикаль и горизонталь (т. е. главные пространственные ориентиры человека), упорядочивает наше восприятие и создает впечатление устойчивости. С другой стороны, возникает типичная флуктуация фигуры и фона: квадрат воспринимается попеременно то как твердое тело, то как бесконечное черное пространство».
Предполагая, что подобные иллюзии могут иметь сугубо индивидуальный характер, ученые использовали объективные методы исследования общих закономерностей, которые возникают у разных зрителей при восприятии несмысловых композиций. Окулометрическое тестирование (айтрекинг) позволяет с высокой точностью представить траекторию движения взгляда, зафиксировать точки повышенного внимания. Выяснилось, что такой эффект восприятия наблюдается у 80–90 % зрителей и объясняется соотношением и взаимодействием статических и динамических элементов. Различная степень динамичности элементов наделяет их своеобразной «индивидуальностью» и дает возможность «жить своей жизнью».
Психологи также отмечают, что смысл, заложенный в картине, несмотря на его индивидуальность, живет своей жизнью и практически одинаково воспринимается зрителями. В хроматизме этот смысл связан с образ-концептом, который гениальному художнику удалось объективировать в красках. Образ-концепт обычно находится в подсознании, а с учетом фемининности истинного творца – и в его непознаваемо-черном бессознании, как увидим ниже.
По-видимому, чувствуя это, Татьяна Толстая вслед за Бенуа восприняла «Черный квадрат» как десакрализацию и гибель искусства и неоднократно употребила термин «Оно». По-видимому, это произошло неумышленно, но так как в терминологии фрейдизма «Оно» означает именно черное бессознание, то факт остается фактом – даже и без его психоаналитической интерпретации. Татьяна Толстая как яркий полемист имеет свое мнение, но как истинная женщина-творец не всегда с ним согласна. Не зря же возникают ее ассоциации с мраком, преисподней и вечной тьмой, то есть с характеристиками бессознания во всех смыслах этого слова.
Свойства черноты
Возможно, поэтому не только на Западе, но и на Востоке черный цвет иногда мог служить цветом траура. Черный цвет ауры отмечают экстрасенсы. Хотя и непонятно, как этот цвет может характеризовать «ненависть, злобу и мстительность», если аура ментального тела – это свечение. Может ли быть свечение черным? Черный свет – визуальный нонсенс. Однако ауру не каждый увидит. Наверное, это имел в виду Якоб Бёме[9], когда утверждал: «Черный цвет не принадлежит к числу цветов. Он – мистерия. Таинство, которое невозможно понять».
Вместе с тем задолго до Бёме Леон Баттиста Альберти[10] писал: «…белое и черное не суть настоящие цвета, но лишь изменения других цветов». Через столетие гений Леонардо снова утверждал, что белое и черное не являются цветами, очевидно также предваряя хроматически-временной аспект ахромных цветов. Ранее мы уже видели связь черного цвета с будущим временем и бессознанием – с непознаваемым. Очевидно, в этом смысле черный потенциирует в себе все то, что относится к числу цветов, которые мы пытаемся познать для оптимального использования в нашей жизни.