Символ Веры

— Все? — ливиец Кушнаф опасливо высунулся из кузова. Мунис стрелял еще хуже «мекса» и предпочитал решать все вопросы с помощью ножа. Китаец высовываться не стал.

— Все, — кивнула Родригес, записавшая в личный мартиролог очередного покойника. Иногда фюреру хотелось спросить, сколько их всего на счету у любовницы, однако это казалось нескромным.

Хохол щелкнул затвором, загоняя новый магазин в «Астру».

— Вот же шлёндры тупорыли! — высказался он от души. — Руки з сраки, стрыляти б навчылысь! А то у воякы прямують, хай вашу грець! Дидька лисого вашой мамци за пазуху!

— А все-таки из пулемета вышло бы лучше, — сообщил он уже персонально фюреру на отличном русском.

Невесомый дымок струился в прыгающем свете лампы, пахло кровью и сгоревшим порохом. Мунис выскользнул из грузовика, уже с ножом наготове. Он быстро и сноровисто дорезал раненых, попутно с дивной ловкостью облегчая их карманы. Карманы выдались тощими и скудными, ливиец тихо грустил по этому поводу. Негр с турецкой стрелялкой уже перезарядился и помогал собрату подняться. Тот отряхивался и скалился в щербатой улыбке. У него была самая трудная роль — отвлечь внимание противника, и Хольг до последнего опасался, чтобы черная обезьяна все правильно поняла. Родригес тихо шагнула к командиру, подобрала пустой магазин у его ног, протянула фюреру. Тот взял, сунул в карман и досадливо качнул головой, будто вытряхивая из ушей металлический лязг. Прислушался вновь.

Бейрут никогда не спал — ни деловой центр, ни пригороды. Так и сейчас — кругом кипела скрытая жизнь. Но вокруг неприметного уголка передачи товара распространялось молчание — словно круги на воде от брошенного камня. Округа в радиусе примерно полукилометра затихла, опасливо выжидая. Закон глуши — когда рядом стреляют, пусть даже без ажиотажа и быстро — замри и выжди. Хольг посмотрел на часы. «Летучая мышь» потихоньку угасала, но стрелки блестели в умирающем свете. Пять минут первого. Что ж, пока все шло как и было запланировано.

Фюрер сплюнул ненавистную жвачку. Бетель окрасил слюну в красный цвет. так что Родригес вздрогнула — на мгновение показалось, что Хольга вырвало кровью.

Неподалеку зашумело, зарычало — моторы, по крайней мере, трех машин. «Берите с собой итальянский грузовик и русский пулемет. И не дай вам бог перепутать.» — некстати вспомнилась популярная в Шарме присказка. Вспомнилась — и вылетела из головы.

— Этот жив? — кратко спросил фюрер скорее у самого себя, глядя на Хесуса. Нокаутированный сальваторец единственный пережил стремительную перестрелку. Теперь он потихоньку приходил в себя, бессистемно подергивая конечностями.

Хольг поднял голову, оценивая расстояние до приближающихся машин. Снова посмотрел на «муравья».

— Мало времени, — подсказала Родригес.

— Успеем, — тихо сказал фюрер. — Было бы желание.

Перехватив его взгляд, девушка молча и быстро вытащила из кармана медный кастет, протянула командиру.

Хесус почти пришел в себя и даже попытался встать на четвереньки, вращая мутными глазами.

— Здоров, — уважительно отметил Максвелл, потирая левый кулак.

Хольг продел пальцы в отверстия на кастете, махнул рукой для пробы. Присел на одно колено у Хесуса.

— Пальцы плохо гнутся, стрелять могу только левой, — сообщил фюрер врагу. — И глаз, похоже, потихоньку слепнет. Так что, думаю, ты мне сильно задолжал.

«Муравей» захрипел, выплюнул сгусток крови, целясь в лицо ненавистному белому. Не попал.

— Но мы люди цивилизованные, — сказал Хольг, занося кулак с тускло поблескивающей медью. — Так что долг я верну с процентами.

Товар загнали быстро и без особых эксцессов. Хольг рисковал, назначая встречу на месте стремительной экспроприации, но с другой стороны так удалось включить в предложение все машины. В ином случае две трофейных колымаги пришлось бы бросить — вести их по ночному лабиринту было некому. Продали сразу все — машины, товар, оборудование, большую часть оружия. Оставили только самое необходимое, что умещалось по карманам и в вещмешках. И пистолеты. Рассчитались на месте, во вполне годных франках и немного эскудо.

— Мы договаривались на пол-цены, — сумрачно и очень тихо заметил Хольг. — А не на треть.

— Верно, — так же тихо, только для ушей фюрера согласился главарь перекупщиков, старый знакомый Родригес и давний партнер в каких-то мутных делах. — Но выбирать то вам не приходится? Кроме того, когда расписные начнут бегать по всему Ливану и спрашивать, кто что видел — мы ответим не сразу. Скажем, сутки молчания — это наш бонус.

Хольг поразмыслил, оценил, что черноусый и чернобородый испанец говорил тихо, только для фюрера, не роняя его авторитет перед ганзой. Криво ухмыльнулся и молча сунул пересчитанные банкноты в свой конверт — пачка вышла достаточно толстой.

— Куда теперь? — для порядка спросил испанец.

— Далеко, — исчерпывающе отозвался Хольг.

На мгновение показалось, что черноусый намерен поцеловать Родригес, так сказать, на правах старого знакомого. Фюрер незаметно придвинул руку к рукояти «вессона». Испанец усмехнулся, махнул рукой и развернулся к машине.